Андрей Мирошниченко - Сюжеты Ельцинской эпохи

Говорят, в любой ссоре виноват умный. В названном дуэте к категории умных легче отнести либералов. Мамардашвили как-то обмолвился, что демократический строй противоречит идее демократии, ибо идея демократии как принцип противостоит структурности, организованности, а организованность уничтожает демократию. В самом понятии «демократия» заложен парадокс — в части «кратос». По этой причине демократическое государство невозможно.

Еще более этот феномен характерен для либеральной идеи, являющей собой некоторый интеллектуальный принцип, перенос которого в политическую сферу ее же (идею) и искажает. В качестве каламбура можно сказать, что как только либерал становится политиком, он становится могильщиком либеральной идеи, ибо эксплуатирует ее вне пределов ее компетенции.

Либеральная идея может быть спроецирована в политическую сферу лишь как определенный перечень прав и свобод. В России же либеральная идея, да еще редуцированная до идеи свободы мысли, прямиком попала в политику. Но эта свобода не подвергается социализации в отличие от свободы передвижения, свободы предпринимательства и прочих — политических — свобод. Современные либералы-политики выпустили джинна из бутылки российского либерализма, забыв добавить в джин тоника.

Либеральная идея является лишь некой интеллектуальной почвой, на которой могут произрастать различные политические идеи, вплоть до монархической. Конечно, перенос либерализма, да еще недоделанного, в политику — неправомерен.

Иногда полезно отделять идею от ее социального коррелята.

В либерализме и в патриотизме нет ничего, что заставило бы их конфликтовать. Это две разноплановые идеи, спокойно вступающие в синтагматические отношения (не «или — или», а «и либерализм, и патриотизм»). Могут же американцы строить сильное государство при их помешанности на неприкосновенности своей «privacy». Видимо, перевод либеральной идеи в плоскость политики там был осуществлен бережно.

Россия же имеет тех либералов, которых имеет. Сегодня либералы-политики отступают под натиском патриотов и незаслуженно компрометируют в общественном сознании либеральную идею. Бог с ними, с либералами, но должен быть баланс идей освобождающих и идей регламентирующих. Если в обществе возобладают патриоты — надо заботиться о либеральной идее, если в обществе возобладают либералы — надо заботиться об идее государственности. И так до тех пор, пока эти идеи не вступят в отношения, характеризующиеся союзом «и». Видимо, на рациональном уровне так и проявляется тектоническая саморегуляция общества.

Февраль 1995 года.

Сейчас, спустя несколько лет после августа 1998-го, уже видно, сколь благотворным был тот кризис. Несмотря на трех- и даже четырехкратное обнищание значительной части населения в результате девальвации рубля, этот кризис нарисовал для страны новые перспективы.

Но тогда, осенью 1998-го, казалось, что говорить о благотворности кризиса могут только идиоты или прожектеры. Все виделось в довольно-таки мрачных тонах. Чем больше люди задумывались над причинами происшедшего, тем больше возникало вопросов об истоках и следствиях реформаторских упражнений либералов в России.

Ощущение того, что Россия входит в мировое сообщество как-то не тем боком, а скорее всего и вообще не входит, ей только об этом рассказывают, — было и до кризиса. Но август 1998-го помог прозреть буквально миллионам людей.

Как раз тогда мне на глаза попалась статья Дж. Сороса «Угроза капитализма». Удивительно, но этот гений капиталистических спекуляций, вложивший заработанные миллионы в разрушение тоталитарных обществ на востоке Европы, сам заговорил о гибельных тенденциях, которые несет «открытому обществу» (этой светлой соросовской мечте) саморегулирующийся капитализм. Тот самый капитализм, который по совместительству был идеалом и ориентиром для первых поколений ельцинских либерал-реформаторов.

А чего стоит соросовская фраза, написанная им в 1998-м: «Система грабительского капитализма, воцарившаяся в России, настолько чудовищна, что в случае появления сильного харизматического лидера люди вполне могут пойти за ним, если он пообещает национальное возрождение даже за счет ущемления гражданских свобод»…

Случившийся экономический кризис заставил многих в России пересмотреть свое отношение к идее саморегулирующегося рынка как к безусловной идеологической ценности. Идеология капитализма, при котором будто бы все само собой наладится, дай только свободу конкуренции, потерпела в России крах.

Конечно, разбитые наголову лидеры либералов-монетаристов могут заявить, что-де и не было в России никакого капитализма, поэтому говорить о чистоте эксперимента не приходится. Может, оно и правда. Однако многое говорит и за то, что увлечение праволиберальными преобразованиями в посттоталитарных режимах объективно чревато именно тем, что произошло в России.

В начале 1990-х либеральные по своей сути идеи (свобода собственности, рынок), которые, вообще-то, принципиально не предназначены массам, оказались прямо-таки популистскими, они зажигали толпы на митингах! Пожалуй, именно это чудо позволило ельцинским командам реформаторов натворить в короткий срок все остальные чудеса.

Но потом маятник общественных настроений пошел обратно. Постепенно накал либералистского восторга ослабевал. В 1993-м восстановила свое влияние на миллионы умов коммунистическая партия. В 1996-м даже и в демократическом лагере ценностью уже были не свобода предпринимательства и частная собственность, а более умеренные «экономические реформы». Политический акцент «экономических реформ» все более и более сдвигался к левому краю.

После 17 августа 1998 года маятник общественного самосознания напрочь вышел из «либеральной» фазы. Вместе с этим наступило что-то вроде прозрения. Получив скороспелый и горький опыт безудержного «первоначального» капитализма, россияне стали понимать, что система абсолютизированных рыночных ценностей и рафинированных монетаристских принципов хороша лишь для одного — для разрушения планово-административной коммунистической системы.

Да и в остальном мире идея рафинированного саморегулирующегося капитализма критикуется уже не только кейнсианцами и прочими социал-демократами, но даже и всемирным олигархом Джорджем Соросом. Этот Березовский мирового масштаба в своей статье «Угроза капитализма» взялся критиковать тот самый строй, который сделал его всемирно известным супербогачом. Доводы его критики очень интересны, особенно в России, пережившей 17 августа 1998 года.