Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Надо признать, евреи сделали для себя правильный выбор, они безошибочно поставили на верную лошадь, которая привезла их к победе. И поначалу они выиграли от этого очень много. Как известно, Гражданская война окончилась победой красных. Но в этнической русско-еврейской войне победы евреев, в сущности, с этого только начинаются, как и поражения русских. Апофеоз юдократии, красный послереволюционный террор над русской биосоциальной элитой, слом «старорежимной» России со всей ее русской культурой, верой и языком, принудительное, подневольное донорство и, как теперь говорят, «позитивная дискриминация» русского народа – все это длилось долго, почти до середины 1930-х годов, а что-то и до 1991 года. Но это – тема другой книги.

Едва ли не главной причиной поражения Белой армии была нечеткость, невнятность и противоречивость выдвигавшихся ею целей борьбы. Для того чтобы широким человеческим массам было за что идти убивать и умирать, этих целей было явно недостаточно. Одного лишь негатива («долой коммунистов и советскую власть!»), а также принципиального «непредрешенчества» («прогоним большевиков, а там видно будет») в таких случаях для мобилизации мало. И даже лозунг «За единую и неделимую Россию!» был для одних недостаточен, а для других даже и неприемлем.

Нужен был мощный позитив, пробуждающий глубинную мотивацию, необходимо взывание к архетипам, пробуждение в сознании извечной мобилизационной модели «свой – чужой». Но ничего этого так и не появилось.

У большевиков, у красных, напротив, это делалось виртуозно: умело и непрерывно возбуждалась классовая ненависть у «своих» (рабочих, крестьян, солдат, матросов) – против «чужих» (буржуев, помещиков, дворян, вообще всех «бывших»). Эта ненависть с успехом вела массы в «последний, смертный бой». При этом национально чужие элементы (евреи-руководители в первую очередь) преподносились как классово свои. Эта адская мимикрия отлично срабатывала, ловкие демагоги, всяческие диманштейны, играли на настроениях и инстинктах масс. При всей общенародной ненависти «триединого русского народа» к евреям, эта ненависть мгновенно сменялась наивным и восторженным доверием, как только евреи заговаривали с народом о его насущных нуждах: о мире, о земле, о «власти – народу!» и тотальном переделе («грабь награбленное!»).

На этот феномен весьма определенно указал Будницкий: «Солдаты как будто переставали замечать национальность политиков в том случае, если их лозунги устраивали военнослужащих» (!!). В частности, евреям, агитировавшим за прекращение войны, «прощалось» их еврейство, зато русских, призывавших к войне до победы, могли и на штыки поднять. Или вот выразительный пример: «В Одессе после Февральской революции большую популярность приобрел считавшийся знатоком аграрного вопроса эсер С. С. Зак. Он часто выступал с пропагандой аграрной программы эсеров. В Одессе ходили разговоры, что приезжающие в город крестьяне спрашивали: «Де той жид, шо дае землю?»» [264].

Так в одночасье «классово близкие» евреи становились для русских рабочих, крестьян и солдат своими, а «классово чуждые» русские офицеры или чиновники, интеллигенты – чужими, которых не жалко, которых нужно «смести с лица земли».

Но на каких «чужих» могли как на врагов указать русским солдатам и офицерам руководители Белого дела? На русских рабочих и крестьян? Смешно и говорить! Конечно, нет.

Есть азбучные основы науки этнополитики. Они гласят:

«Противоречивость этнического и классового принципа общественной организации носит неизбывный, онтологический характер.

Классовая борьба способна взорвать национально однородное общество.

Битва этносов раздирает и тиранит страны, сумевшие погасить социальные конфликты.

Чтобы сплотить этнос, нужно заставить его забыть о классовом антагонизме.

Чтобы объединить класс, нужно заставить его забыть о существовании внутри него разных этносов с их порой противоречивыми интересами.

Если хочешь помешать национальному, этническому объединению – подведи контрмину классовой борьбы. Если хочешь не допустить гражданской, классовой войны – разогрей национальные конфликты. Национальное единство скрепляется борьбой с другими этносами; классовое – борьбой с другими классами» [265].

Видный политический деятель и журналист времен Гражданской войны, служивший связующим звеном между коммунистической партией и российским еврейством, руководитель Еврейской секции Наркомнаца Семен (Шимон) Диманштейн в статье «Сионизм под маской коммунизма» проницательно подметил разительное отличие Белой армии от Красной: «Наши враги выступают против нас с националистической армией; идея национальной армии у нас обанкротилась, – мы имеем только коммунистическую армию» [266].

Диманштейн совершенно правильно подметил: сделавшие всю ставку на рабочих и крестьян большевики высоко подняли знамя классовой (коммунистической) борьбы. Именно так, под этим знаменем, им удалось сокрушить Русскую армию, а там и русскую нацию. А на национальную идею и, соответственно, на национальную армию они претендовать никак не могли по определению.

Что же, согласно теории, должны были сделать вожди Белой армии для победы над классовой рознью, терзающей русскую нацию? Это понятно: они должны были, в противность большевикам, так же высоко поднять объединяющее знамя сугубо национальной, русской этнической войны. И такая возможность у них была – причем именно на всем понятной и близкой, как мы убедились выше, почве антисемитизма (а также германофобии). Но именно этого необходимого шага вожди Белого дела так и не сделали, проявили непоследовательность, не смогли или не решились идти до конца. Их армия, националистическая де-факто (что отметил Диманштейн), так и не решилась открыто провозгласить русский национализм своим главным лозунгом. Правда, под конец всей Белой эпопеи генерал Врангель догадался-таки переименовать Вооруженные силы Юга России – в Русскую армию. Но этот простой и верный ход запоздал, да и настоящим, последовательным русским националистом Врангель стать так и не осмелился. Возможно, помешало немецкое происхождение. Возможно – опасение оттолкнуть западных «союзников». Но главное – идея Русского национального государства противоречила имперской идее «Единой и неделимой», эффектно, но недальновидно поднятой на щит белым официозом…

Между тем шанс сменить характер Гражданской войны с классового на национальный у белых, несомненно, был. Весь «триединый русский народ» (русские, украинцы, белорусы), как белые, так и красные, был единодушен в ненависти к евреям, хотя до знакомства с книгой Будницкого я и не подозревал, что до такой степени.