Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Такова одна сторона вопроса. Но тут сразу хочется спросить: что же помешало Черчиллю это сделать, ведь его возможности, начиная с января 1919 года, когда он получил пост военного министра, были огромны? Почему он не выполнил намеченное, отступил от выполнения долга, не «задушил» большевизм одним из способов, бывших в его распоряжении? Почему вместо того, чтобы максимально вооружить Белое движение и добиться свержения большевиков, фактически предал его, лишив всякой поддержки? Почему, будучи одним из основных организаторов успешной интервенции против России, обошедшейся нам во многие тысячи жизней русских людей и в миллиарды золотых рублей материального ущерба, даже не подумал двинуть английские войска на Москву, на Петроград?

Анализ истории тех лет привел меня к убеждению: Черчилль снял смертельную удавку с шеи «кремлевских мечтателей» вполне сознательно, поскольку у проблемы была и вторая сторона, связанная с судьбой российского еврейства. Как ни ненавидел он коммунизм и большевиков, но симпатия к евреям, «еврейская зависимость» в итоге пересилила в душе британского военного министра ненависть к красным.

У Черчилля был, кстати, один глубоко личный мотив противодействовать белым.

Дело в том, что Русская православная церковь в то время имела не только многие земли, но и вообще особое положение в Палестине, имела и свои виды в этом краю. Создание в Палестине еврейского национального государства противоречило ее интересам, она активно возражала против этого дипломатическими средствами.

15 мая 1920 года некто А. Ф. Круглов был утвержден в должности заведующего русскими интересами в Палестине. Он стал свидетелем водворения английского Верховного комиссара в Палестине Герберта Самуила, а также захвата британскими властями зданий, принадлежавших РПЦ и Палестинскому обществу, и активного переселения сюда евреев из Европы и России. В донесении от 3 октября 1920 г. он писал: «Еврейское меньшинство, возглавляемое сионистским исполнительным комитетом и Верховным комиссаром, никогда и ранее не относившееся к нам – русским – и к России дружелюбно, в настоящее время сосредоточило все свои стремления и усилия на том, чтобы использовать мировой кризис, в том числе и наш, и, при помощи могущественных организаций своих единоверцев захватив власть, занять здесь господствующее положение».

Так, русско-еврейская этническая война, полыхавшая в России, своим краешком захватила и далекую, казалось бы, Палестину. Будницкий указывает: «Переписка русских дипломатов по этому вопросу отчетливо свидетельствует о том, какие позиции отстаивала бы Россия, свершись чудо и возродись она в качестве великой державы. В этом случае еврейское национальное движение получило бы могущественного и влиятельного противника» [344].

Черчилль не мог этого не знать, не понимать. Не мог быть и безразличным к этому факту: Палестина была весьма чувствительной точкой на умственной карте английского политика. Слишком многое было для него лично связано с сионистским проектом. И этого одного было достаточно, чтобы превратить его, стоящего за дело евреев-сионистов, в противника Белого дела.

Но этим мотивом дело не ограничивалось. Были и иные, не менее веские соображения.

Сознавал ли Черчилль с самого начала роковую взаимосвязь еврейства с так называемой русской революцией? О, да! Ведь ее, в сущности, сознавали все сколько-нибудь осведомленные и разумные политики эпохи, а уж в Англии и подавно. Еще в ноябре 1905 года Якоб де Хаас, политический обозреватель сионистского журнала на английском языке «Маккавей», писал в статье «Еврейская революция»: «Революция в России – еврейская революция, ибо есть поворотный пункт в еврейской истории. Положение это вытекает из того обстоятельства, что Россия является отечеством приблизительно половины общего числа евреев, населяющих мир, и потому свержение деспотического правительства должно оказать огромное влияние на судьбы миллионов евреев, как живущих в России, так и тех многих тысяч, которые эмигрировали недавно в другие страны. Кроме того, революция в России – еврейская революция еще и потому, что евреи являются самыми активными революционерами в царской Империи». Откровеннее и прямее некуда! И откровенность эта тем важнее, что сделана она не задним числом, в XXI веке, а по горячим следам кровавых событий в России начала XX века.

Англичане (и Черчилль, конечно же) отлично знали также об участии евреев в убийстве царской семьи. «Сначала было опубликовано донесение генерала А. Нокса, британского представителя при армии Колчака… В донесении Нокса в Военное министерство от 5 февраля 1919 года говорилось о том, что казнь русского царя была задумана и осуществлена евреями. Это донесение было передано, без всяких комментариев, королю Великобритании Георгу V, кузену покойного российского императора, а более года спустя попало в печать. Вскоре появилась серия статей в «Таймс» корреспондента газеты в России Р. Вильтона, в которых цареубийство изображалось как дело рук исключительно евреев. Появились в печати также материалы неофициального расследования генерала М. К. Дитерихса» [345].

Для Черчилля, к тому времени уже основательно погруженного в еврейскую проблематику на почве собственно британской политики, все это тоже никогда не было тайной. И первоначально еврейский окрас большевистской власти, оккупировавшей Кремль, не смущал его душу, не менял его ненависти к большевизму, к коммунизму. Но вскоре жизнь жестко заставила его осознать то, что большевики понимали с самого начала: ликвидировать большевистскую власть – значит поставить российское еврейство под удар возмездия, чреватый геноцидом. И тогда Черчиллю пришлось сделать трудный выбор, но он сделал его легко.

Вот как это было.

Осенью 1917 года поставленное перед неприятным фактом октябрьского большевистского переворота английское правительство, консультируясь с другими союзными правительствами, срочно занялось выработкой политики в отношении Советской России [346]. Первоначальная реакция Великобритании на триумф беззакония была однозначной: уже 29 ноября английский посол в Петрограде заявил, что его «Правительство не может признать новое Русское Правительство и поручило своему послу воздержаться от всяких действий, могущих быть истолкованными как признание с его стороны совершившегося переворота».

Однако вскоре, 21 декабря, английское правительство обсудило и приняло меморандум об отношениях с Советами, подготовленный лордом А. Милнером [347]и лордом Р. Сесилем [348]. Авторы-лорды – известные (чтобы не сказать оголтелые) поборники британского империализма, колониализма и расизма – проповедовали двойственный подход к советской власти. С одной стороны, Англии следовало вступить с нею в сношения ради, прежде всего, продолжения войны России с Германией, но также и извлечения прибыли из российской смуты [349]. С другой стороны, открыто признавать советскую власть было нельзя, и все сношения между двумя правительствами должны были осуществляться «через посредство неофициальных агентов», каковым со стороны Англии стал Брюс Локкарт, бывший генеральным консулом в Москве (со стороны Советов аналогичные права получил М. Литвинов, назначенный представителем Советской России в Англии). Так обстояли дела фактически, хотя и неофициально. Официально же английское правительство заявило 16 января 1818 года устами министра иностранных дел Бальфура, что не признает советское правительство ни де-юре, ни де-факто и будет считать действующими полномочия К. Д. Набокова, являвшегося поверенным в делах в Англии вначале царского, а затем и Временного правительства России (позже Набокова заменит Е. В. Саблин, представлявший правительства Колчака, Деникина и Врангеля). Это положение, не соответствуя международному праву, имело чисто маскировочный смысл и лишь прикрывало британское лицемерное двуличие и тайную политику Ллойд Джорджа.