Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

…Мы бессильны в настоящий момент исполнить просьбу генерала Врангеля. В случае, ежели бы, как это представляется всего вероятнее в настоящее время, мы не могли достигнуть для него необходимых условий, единственный выход заключался бы в том, чтобы он сам их осуществил. Продолжение войны генералом Врангелем имело бы роковой исход и не могло бы быть поддержано нами никакой материальной помощью» [330].

Врангель понял: «На изменение политики Великобритании рассчитывать не приходилось, мы могли искать поддержки лишь в правительстве Франции и, может быть, Америки… Решив в ближайшее время перейти в наступление, я хотел заблаговременно принять меры против несомненных попыток англичан нам в этом помешать» [331].

Между тем Англия продолжала бомбардировать его такого рода, к примеру, сообщениями, определенно бившими по рукам: «…Правительство Его Величества неуклонно решило приложить старания к прекращению военных действий на Юге России в возможно непродолжительный срок» [332].

21 мая Врангелю была вручена контр-адмиралом Г. Хоупом новая нота:

«Имею честь уведомить Вас о получении мною сообщения Британского верховного комиссара в Константинополе, указывающего мне довести до Вашего сведения то беспокойство, которое испытывает Правительство Его Величества в связи со слухами о Вашем намерении перейти в наступление против большевистских сил. Мне, кроме того, приказано предупредить Вас, что в случае, если Вы атакуете, неминуемо должен провалиться план Правительства Его Величества о ведении переговоров с Советским Правительством и Правительство Его Величества не сможет более принимать какое-либо участие в судьбе Вашей армии» [333].

Тем временем Англия окончательно сделала выбор, определилась в своих политических предпочтениях:

«В Англию прибыл представитель советского правительства Красин. Переговоры его с Ллойд Джорджем, по-видимому, встретили благоприятную почву [334]. Политика англичан стала нам резко враждебной.

24 мая (6 июня) Нератов телеграфировал, что адмирал де Робек передал ему о полученном им из Лондона приказе задерживать в настоящее время военные грузы, назначенные для Крыма и отправляемые под английским флагом, даже и на русских судах… Распоряжение английского правительства ставило нас в тягчайшее положение. Лишение нас возможности получать военные грузы неминуемо свело бы все наши усилия на нет» [335].

«В то время как французы явно делали шаги нам навстречу, политика англичан в отношении нас оставалась враждебной. Ллойд Джордж продолжал заигрывать с Советами… После заявления великобританского правительства об отклонении от себя всякой ответственности за возобновление борьбы на Юге России великобританская военная миссия была отозвана. В Крыму оставался лишь небольшой осведомительный орган» [336].

«Все необходимое нам закупалось частью в Румынии, частью в Болгарии, частью в Грузии. Делались попытки использовать оставленное в Трапезунде русское имущество, однако все эти попытки встречали непреодолимые затруднения. Англичане чинили нам всевозможные препятствия, задерживали пропуск грузов под всевозможными предлогами. Всякими ухищрениями и пользуясь доброжелательным отношением местных представителей Великобритании в Константинополе, мы кое-как эти препятствия обходили. Однако терялось огромное количество времени и напрасных усилий» [337].

Англичане докатились даже до военных диверсий против Белой армии: «Недавно с большим трудом приобретенные нами в одном из государств (Болгарии) аэропланы были «по недоразумению» уничтожены одной из иностранных контрольных комиссий (англичанами)» [338].

В целом допустимо считать, на мой взгляд, что Белое движение было бесшумно удавлено английскими руками, лишившими белогвардейцев возможности сопротивляться красным силам. Врангель не упоминает в своих мемуарах о британском военном министре Уинстоне Черчилле, но все это происходило как раз во время его министерства.

С французами, к счастью, было полегче [339]. Возможно, действовала благодарная память о русских солдатах и офицерах, своими жизнями выкупившими для французов избавление от тяжкого поражения и потери Парижа (т. н. «чудо на Марне»). Но… «Франции приходилось считаться с политикой англичан, нам в настоящее время определенно враждебной» [340]. Все, что сделала официальная Франция, – 10 июля 1920 года ее тогдашний премьер Мильеран уведомил о признании правительства Юга России де-факто. Но не де-юре, увы… хотя и отправили в Крым дипломатического представителя.

И вот 6 октября 1920 года в белый Крым прибыла французская миссия во главе с верховным комиссаром графом де Мартелем. Кто же входил в ее состав? Семеро из десяти членов делегации были французскими евреями. «Неблагоприятное впечатление еще более усиливалось тем, что в составе миссии находился майор Пешков, бывший русский офицер… приемный сын большевистского прислужника Максима Горького» [341]. Пешков, как сегодня всем известно (Врангель этого не знал), – это не кто иной, как Зиновий Свердлов, родной брат большевика-цареубийцы Якова Свердлова, волею судьбы заброшенный во французскую армию. В дальнейшем он и полковник Бюкеншюц, жалуется Врангель, вели подрывную работу, «сговаривались с милыми их сердцу «оппозиционными» правительству «демократическими» группами» [342]…

Не прошло и месяца, как 29 октября (старого стиля) Врангель был вынужден отдать приказ об эвакуации из Крыма. А еще через два дня он официально передал все бывшие в его распоряжении военные суда в залог французам за помощь в эвакуации и размещение в Константинополе русских беженцев.

Горе побежденным!

Гражданская война в России закончилась в 1920–1921 годах победой большевиков и восстановлением имперских границ за исключением земель Финляндии, Прибалтики и Польши, образовавших так называемый санитарный кордон между СССР и Европой.

Крестьянская – закончилась в 1930 году тотальной коллективизацией и раскулачиванием на фоне всеобщего раскрестьянивания через посредство индустриализации, урбанизации и голодомора.

Этническая – не закончилась вообще и не закончится никогда. Она извечна и вечна, меняются лишь главные участники.

Такое длинное предисловие понадобилось мне только затем, чтобы читатель мог лучше вникнуть в роль Черчилля в русских событиях того времени и глубже понять двигавшие им мотивы в отношении к России и русским. Теперь, наконец, мы можем вернуться к герою нашей повести.

На первый взгляд, это отношение кажется двойственным, ведь Черчилль совершенно искренне не переваривал коммунизм и коммунистов, отрицательно относился к социалистической революции в России, видел в Советской России страшную угрозу всему цивилизованному миру. Британский политический деятель и осведомленный журналист Эмери Хьюз утверждал даже, что «враждебность Уинстона Черчилля к коммунизму граничила с заболеванием». Недаром В. И. Ленин, назвав Черчилля «величайшим ненавистником Советской России», обвинял его в октябре 1920 года: «Английский военный министр Черчилль уже несколько лет употребляет все средства, и законные, и еще более незаконные с точки зрения английских законов, чтобы поддерживать всех белогвардейцев против России, чтобы снабжать их военным снаряжением» [343]. Черчилль был одним из главных инициаторов интервенции в Россию, прославившийся заявлением о необходимости «задушить большевизм в колыбели».