Александр Севастьянов - Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Протянувшись через весь континент от Штеттина на Балтийском море и до Триеста на Адриатическом море, на Европу опустился железный занавес. Столицы государств Центральной и Восточной Европы – государств, чья история насчитывает многие и многие века, – оказались по другую сторону занавеса. Варшава и Берлин, Прага и Вена, Будапешт и Белград, Бухарест и София – все эти славные столичные города со всеми своими жителями и со всем населением окружающих их городов и районов попали, как я бы это назвал, в сферу советского влияния. Влияние это проявляется в разных формах, но уйти от него не может никто. Более того, эти страны подвергаются все более ощутимому контролю, а нередко и прямому давлению со стороны Москвы…

В целом ряде стран по всем миру, хотя они и находятся вдалеке от русских границ, создаются коммунистические пятые колонны, действующие удивительно слаженно и согласованно, в полном соответствии с руководящими указаниями, исходящими из коммунистического центра. Коммунистические партии и их пятые колонны во всех этих странах представляют собой огромную и, увы, растущую угрозу для христианской цивилизации, и исключением являются лишь Соединенные Штаты Америки и Британское Содружество наций, где коммунистические идеи пока что не получили широкого распространения…

Таковы реальные факты, с которыми мы сталкиваемся сегодня, буквально на второй день после великой победы, добытой нами, совместно с нашими доблестными товарищами по оружию, во имя свободы и демократии во всем мире. Но какими бы удручающими ни казались нам эти факты, было бы в высшей степени неразумно и недальновидно с нашей стороны не считаться с ними и не делать из них надлежащих выводов, пока еще не слишком поздно…

Я считал своим долгом обрисовать вам ту зловещую тень, которая нависла над нашим миром – как на Западе, так и на Востоке».

Итак, Черчилль с глубоким разочарованием констатировал, что в результате раздела послевоенного мира на Европу опустился «железный занавес» [381], разделивший ее от Штеттина до Триеста. Наличие «занавеса» было обусловлено полной идейно-политической несовместимостью Запада, где отныне безраздельно доминировали англосаксы, и Востока Европы, попавшего под влияние Советов. Черчилль и те, от чьего имени он фактически выступал, воспринимали случившееся как продвижение той самой мировой социалистической революции, которая была главным жупелом для Запада со времен Карла Маркса. Они были жестоко шокированы этим [382].

Продвижение «зловещей тени» – Черчилль говорит также про «проведение политики непомерных амбиций и авантюризма» – русских следовало остановить любой ценой. Какой именно? Здесь Черчилль, как всегда, не мог для начала не прибегнуть к лицемерию: «Я даже не допускаю мысли о том, что новая война неизбежна, тем более в ближайшем будущем» (в действительности, как мы знаем, дело обстояло прямо противоположным образом). Но затем он становится более откровенным:

«Общаясь в годы войны с нашими русскими друзьями и союзниками, я пришел к выводу, что больше всего они восхищаются силой и меньше всего уважают слабость, в особенности военную. Поэтому мы должны отказаться от изжившей себя доктрины равновесия сил или, как ее еще называют, доктрины политического равновесия между государствами. Мы не можем и не должны строить свою политику, исходя из минимального преимущества и тем самым провоцируя кого бы то ни было померяться с нами силами…

Во всей мировой истории не найти другого примера войны, которой можно было бы так же легко избежать, как недавней кровавой бойни, прошедшей опустошающей поступью по всей земле. Нужно лишь было своевременно предпринять необходимые меры, и, я уверен, Вторая мировая война была бы предотвращена, причем без единого выстрела, а Германия смогла бы стать процветающей, могущественной и всеми уважаемой страной. Однако никто не верил в надвигающуюся опасность, и постепенно, одна за другой, страны мира оказались втянутыми в чудовищный водоворот войны. Мы не должны допустить повторения подобной катастрофы, и добиться этого сегодня, в 1946 году, возможно лишь путем налаживания нормальных отношений и всеобъемлющего взаимопонимания с Россией под эгидой Организации Объединенных Наций. Поддержание таких отношений в течение многих и многих мирных лет должно обеспечиваться не только авторитетом ООН, но и всей мощью США, Великобритании и других англоязычных стран и их союзников. Такова в основных чертах суть моих предложений, которые я позволил себе представить моей уважаемой аудитории в своем сегодняшнем выступлении, названном мною «Мускулы мира»».

Завершающая фраза речи звучала угрозой-предупреждением в наш адрес: «Никто не должен недооценивать силу Великобритании и Британского Содружества наций».

Фултонская речь Черчилля имела огромные последствия.

Для тех, кто привык читать между строк – а по-другому речи политиков читать бессмысленно, – было вполне ясно, что Черчилль предлагает сменить в отношении нашей страны «политику равновесия сил» на политику «с позиции силы». Причем срочно, пока, в отличие от СССР, у Америки имеется атомная бомба. Он не постеснялся сравнить нас с гитлеровской Германией, к которой, по его мнению, своевременно не была применена сила, и предостерег от повторения этой ошибки. Сталин охарактеризовал эту речь в интервью газете «Правда» совершенно справедливо: «Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Г-н Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира… По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке – в противном случае неизбежна война… Несомненно, что установка г. Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР».

То, что понимал Сталин, понимали и другие, в том числе и в самой Англии, где вначале более 100 лейбористов предложили парламенту выступить с резолюцией, осуждающей провокационное выступление Черчилля. Правительство Эттли, давнего единомышленника сэра Уинстона, тут же заявило в ответ, что это всего лишь частное мнение частного лица, не требующее официального реагирования. Однако в дальнейшем именно лейбористы начали конкретное осуществление намеченного Черчиллем в Фултоне курса, ликвидировав союзные отношения с СССР и саботировав дело разоружения, а в апреле 1949 года они подписали агрессивный Североатлантический пакт и вместе с другими государствами Запада создали НАТО, отказались от согласованной с СССР еще в Потсдаме политики в отношении Германии, приняли участие в перевооружении Западной Германии и т. д. Даже сам Черчилль неоднократно публично заявлял, что министр иностранных дел лейбористов Эрнст Бевин проводит «фултонскую политику», да еще с перевыполнением.