Газета Завтра - Газета Завтра 608 (29 2005)

Эксперты, лоббирующие соответствующие проекты, уже открыто говорят о вахтовом подходе к добыче российских энергоресурсов и о необходимости международного режима использования ресурсов Сибири и Дальнего Востока, как альтернативе "имперской" традиции освоения "трудных пространств". Особое место в данном контексте занимает "право на самоопределение" малых народов, реализация которого трактуется, в том числе, как право коренного народа на природные богатства в областях его расселения. Уже сегодня через Финляндию, Эстонию, Венгрию развивается тема прав финно-угорских и саамских народностей России, в том числе их прав на недра. Более того, "ущемлению" прав финно-угорских народов в России недавно была посвящена специальная резолюция Европарламента. Эта тема развивается подспудно и в известном смысле держится "про запас", но при необходимости она может стать доминирующей как в медийном, так и в дипломатическом пространстве отношений между Россией и ЕС.

Подавление энергоемкого промышленного роста России — необходимое условие энергетической безопасности Европы в рамках концепции "общееевропейского дома", где для РФ отведена роль кочегарки. Кочегарки слишком громоздкой, чтобы тратить ресурсы на "отопление" всех ее избыточных площадей (отсюда, в частности, и требования отказа от освоения Сибири и перехода на вахтовый метод добычи полезных ископаемых). Таким образом, встраивание в энергополитический формат "большой Европы" предполагает для России возможность получать сырьевую ренту, но заведомо исключает для нее определенные типы вложений: в промышленный рост, энергоемкое развитие регионов, экспансию в прирубежных зонах.

Еще одним приоритетом энергополитики ЕС и США в отношении России является сохранение тотальной еврозависимости российского энергетического сектора, который на данный момент физически неспособен продавать газ куда бы то ни было, кроме Европы. По оценке участников семинара, американской стороне в ходе неформальных переговоров удалось добиться принципиального отказа российской стороны от строительства трубопровода в Китай по проекту "Восточного трубопровода" и сориентировать российский рынок сжиженного газа на американский технологический цикл и американский маршрут.

В качестве главного плюса этой модели зависимого развития называют, как правило, высокий уровень безопасности: Европа заинтересована в целостности и стабильности поставщика энергоресурсов на всем его "транзитном протяжении". Однако целостность транзитных коридоров далеко не тождественна целостности общества и страны. Напротив, проект еврозависимого развития означает для России потерю связности — социальной (приоритет внешнего рынка перед внутренним предполагает отделение ориентированных вовне "точек роста" от деградирующего социального ландшафта) и территориальной (интеграция регионально разнородной России в "общеевропейские пространства" обречена быть "разноскоростной"). В пределе, логистике энергопоставок нисколько не мешает взаимоизоляция региональных обществ, так же, как целостности трубопроводных магистралей не препятствует "перерезание" железнодорожной Транссибирской магистрали. Фрагментированная Россия вокруг единой системы труб — такова единственно возможная модель восточного крыла "большой Европы".

Таким образом, речь идет не о противоречиях между "переговорными машинами" российской и европейской бюрократий, а о противоречиях между двумя проектами для самой России: проектом ассимиляционной евроинтеграции и проектом государства-цивилизации. Сегодня вопрос стоит предельно жестко: либо "Большая Европа" в режиме "ассоциации" России с ЕС, либо "Большая Россия", представляющая собственный интеграционный проект на евразийском пространстве и взаимодействующая с Европой на началах не интеграции, а паритетного партнерства.

ВЫВОДЫ И РЕКОМЕНДАЦИИ

Пока усиление власти через ослабление страны остается базовой технологией российской внешней политики, а "интеграция", прежде всего с Европой — главным приоритетом, достижение паритетного партнерства с ЕС даже не может быть поставлено Кремлем в повестку дня. Однако в случае утверждения концепции России как самостоятельного "большого пространства" (государства-цивилизации) принципиальные позиции РФ в глобальном энергодиалоге могут быть сформулированы так.

— Приоритет внутреннего энергопотребления перед экспортом. Внутренние цены на энергоносители — естественное преимущество богатой ресурсами страны, расположенной на обширной холодной территории, и фактически форма дотирования сегодняшней России ее прошлыми поколениями. Обязательство оставлять определенную долю энергоресурсов на территории страны вынуждает сами добывающие компании создавать дополнительную прибавочную стоимость в обрабатывающем секторе.

— Приоритет территориального развития России перед энергетической безопасностью Европы. Проект комплексного инфраструктурного развития русского востока должен стать не просто альтернативой "вахтовому подходу" к Сибири как совместной колонии западного мира, но одним из прорывных направлений развития российской цивилизации в ХХI веке. Бизнес добывающих компаний должен быть в некотором смысле "закрепощен", то есть связан обязательствами регионального развития. Наряду с гарантиями дешевых внутренних коммуникаций транссибирского направления, это даст России шанс занять достойное место в растущем Азиатско-тихоокеанском регионе. То есть стать, наконец, великой неевропейской державой.

— Приоритет энергетической интеграции на постсоветском пространстве перед обязательствами общеевропейского энергетического пространства. Так же, как европейская интеграция началась с франко-германского Объединения угля и стали, североевразийская интеграция России и стран-союзников может базироваться на энергетическом пакте, в основе которого — объективная зависимость прирубежных стран от российской энергетической и транзитной инфраструктуры. Последняя должна открыто рассматриваться как политический инструмент российского государства, который применяется им, в том числе — в интересах стран-союзников.

— Государственная монополия на проведение международной энергополитики. Речь идет не о внешнеторговой, а именно о политической монополии, которая не требует полной национализации топливно-энергетического сектора, но предусматривает механизм согласования с государством партнеров и цен сделок, а также всех инвестиционных проектов. Ситуация, при которой Газпром или Роснефть могут сначала получать преференции как государственные корпорации, а затем пользоваться ими уже в качестве частных (что вполне вероятно в недалеком будущем) — должна быть законодательно исключена.