Работа

Во времена, когда Христианство ещё играло ключевую роль в системе белого превосходства, молодая Гарриет Табмен пережила видения, в которых с ней якобы говорил тот самый Бог, о котором рассказывают в церквях для белых. К тому моменту, как разразилась Гражданская война, она бежала из рабства, контрабандой вывезла на волю более 70 других рабов, освободила своих родителей из лап властей и помогла Джону Брауну в его попытке начать восстание рабов. Люди называли её Моисеем на манер библейского пророка, который вывел евреев из египетского рабства.

Табмен впитала в себя и переработала мифологию своих властителей, чтобы использовать её против них самих. Она воплощала те самые идеалы, к которым якобы стремились сами рабовладельцы. В наши дни многие небелые вырастают в контексте мифологии «стань богатым и успешным», но не видят вокруг никаких легальных способов улучшения своего экономического положения. В переулках бедных кварталов городская молодёжь использует те же самые методы конкурентной борьбы, что и дельцы на Уолл–стрит. Применение капиталистической логики вне рамок государственного законодательства считается предосудительным и наказывается не потому, что это опасно ( не существует безопасного капитализма), а потому, что «легальные» капиталисты не могут монополизировать подобную деятельность. Сто лет назад в США сжигали церкви для чёрных только за то, что белые христиане осознали, что стали Фараонами. В наши дни небелых людей сажают в тюрьмы за то, что они идут по стопам Генри Форда.

«Собственность — это кража!

И про любовь тоже даже»

«Мы не воруем. Мы возмещаем себе убытки, нанесённые государством»

Не всякая нелегальная деятельность вписывается в капиталистическую модель. Шоплифтинг, присвоение чужого имущества и воровство на работе оставляют далеко позади благотворительность и государственные социальные программы в плане эффективности перераспределения богатств. Колоссальное количество людей, которые так или иначе вовлечены в эту деятельность, показывает, насколько естественно для людей понятие свободного распределения ресурсов: ведь в конечном счёте именно так наш вид осуществлял обмен товарами в течение большей части своего существования. Кража может быть и проявлением материализма, но одновременно это нечто большее: она содержит в себе намёк на то, что человеческие нужды более важны, чем права собственности. Когда мир наполнен товарами, и так много их отправляется с прилавков прямиком на помойку, почему бы людям не начать брать всё, что им хочется?

Большая часть краж осуществляется сотрудниками, которые таким образом действуют против своих начальников: ежегодно миллионы рабочих наносят ущерб экономике в виде хищения товаров и услуг на миллиарды долларов. Сотрудники знают, что их грабят при выплате зарплаты. И несмотря на все сопутствующие риски, большинство не упускает шанса утащить хотя бы часть из того, что они производят. Камеры безопасности, установленные напротив каждой кассы во всяком супермаркете, — лучшее тому подтверждение.

По оценке Министерства экономики США, 75% всех сотрудников как минимум один раз украли что-то с работы, и более половины из них делают это регулярно. Это происходит на фоне того, что 1% граждан США владеют большими богатствами, чем 95% наиболее бедных жителей страны. Другими словами, накопления тех, кто оказался на самом–самом верху, превосходят совокупное достояние «простого» верхнего, среднего и низшего классов, а также маргинальных сообществ. Теперь представьте себе, насколько более несправедливым было бы распределение богатств, если бы мы ещё и не воровали.

Конечно, хищения не делают условия игры более справедливыми. Чем выше ваше положение в общественной пирамиде, тем больше у вас возможностей красть и тем меньше опасность быть пойманным. Сопри товаров на 1001 рубль — и ты сядешь. Сопри на 15 лямов — и ты можешь баллотироваться в депутаты. И чем хуже вам живётся, тем сложнее сводить концы с концами без воровства.

Всеобщее моральное предубеждение против воровства призвано защитить коллективные интересы человечества перед лицом индивидуальных интересов воров. Поэтому очень иронично, что стуканувший на совершившего хищение сотрудника на самом деле защищает индивидуальные интересы небольшого числа капиталистов, которые идут в разрез с коллективными интересами сотрудников, чей труд и производит все богатства, которые оказываются в карманах богачей. Весь капитал корпорации основан на прибыли, которая извлекается из труда рабочих (а ведь им даже не оплачивают полную стоимость их работы) и кошельков потребителей, которые платят много больше себестоимости товара. Поэтому, как говорят наши русские товарищи, речь идёт не столько о краже, сколько о справедливом перераспределении продуктов производства. Воровство на работе — это вызов капиталистической меритократии. Распространённость этого явления очень многое говорит о том, насколько людям осточертел капитализм.

Но пока эти выражения недовольства остаются изолированными и тайными, они не могут нарушить статус–кво. Если вместо революции рабочие занимаются воровством, это значит, что они борются с симптомами эксплуатации, а не с её причинами. В таком случае боссы могут обратить ситуацию себе на пользу, ведь у рабочих есть отдушина для выпуска пара, которая позволяет им пережить очередной рабочий день, вместо того чтобы выйти на улицы и требовать повышения заработной платы. При составлении бизнес–планов капиталисты учитывают такого рода издержки; всякий начальник прекрасно понимает, что ворующие сотрудники — неизбежный побочный эффект эксплуатации, и что подобные люди не представляют угрозы его власти.

С другой стороны, мнение, будто бы воровство на работе не вносит свой вклад в общее дело классовой борьбы, поощряет развитие противоречия между «легальной» организационной анархической деятельностью на местах и радикальным прямым действием, акциями возмездия и выживания. И всюду, где навязывается подобное умозрительное разделение, «рабочисты» встают на сторону профсоюзной бюрократии, представительства, соглашательства и легитимности перед лицом капиталистов. Врагами таких «синдикалистов» оказываются инициатива, автономность, конфронтация и эффективность борьбы.

Как бы выглядел процесс организации рабочих масс на восстание, основанный на воровстве с рабочего места? Это означало бы сосредоточенность на тактиках сопротивления, которые удовлетворяют личные потребности каждого, начиная с самого простого: что каждый из нас может сделать, чтобы помочь товарищу. Это означало бы переход к стратегиям, которые обеспечивали бы немедленную материальную и эмоциональную выгоду в таком виде, который нам необходим. Это означало бы образование межличностных связей между людьми, которые возникают в результате совместной деятельности, а не участия в работе организаций, пытающихся очернить всякую конфронтационную борьбу.