Сборник статей - Пути России. Новый старый порядок – вечное возвращение? Сборник статей. Том XХI

Принимая во внимание эти соображения, отметим, что основная и по сию пору вполне отчетливо различимая антитеза в подходах к пониманию сущности этнического – это антитеза «биологическое («природное») – «социокультурное». Несмотря на нередкие теперь риторические декларации о «мертвящих схематизациях», «избыточно жестких дихотомиях» и проистекающие отсюда благопожелания «стремиться к большей адекватности описаний и определений», позволяющих «более точно выразить сложный характер явления», указанная контроверза все же сохраняет свое методологическое значение.

Для уяснения существа аргументации, развиваемой сторонниками каждого из направлений, коротко охарактеризуем их ключевые идеи. Так, у авторитетного представителя первого направления Л.Н. Гумилева понимание сущности этнических феноменов первоначально выражено в предельно лапидарной формуле: «…этнос в своем становлении – феномен природный» [417]. Далее дается более развернутая характеристика: этнос есть «…специфическая форма существования вида Homo sapiens, а этногенез – локальный вариант внутривидового формообразования…» [418]. Таким образом, со всей определенностью утверждается, что этнологические исследования принадлежат области физической антропологии, а методы изучения этносов должны опираться на общие принципы теории эволюции органических видов. Эти установки были не раз уже критически проанализированы в научной литературе, поэтому ограничимся лишь теми аспектами, которые непосредственно значимы для рассмотрения нашей темы.

Прежде всего заслуживает внимания важная особенность – терминология развиваемой Гумилевым «метатеории» этничности заимствуется из физики и биологии, вместе с тем напрямую отсылая к представлениям, коренящимся в самых архаических пластах общественного сознания. Так, характерное для мифологического мышления убеждение о наличии прямой кровной связи всех членов некоторого сообщества трансформируется у Гумилева в положение о решающей роли «генетических факторов», якобы определяющих «энергетику» как этноса в целом, так и прежде всего образующего его ядра особо одаренных в этом смысле «пассионариев». Та же идея используется при описании различных «фаз» этногенеза, где изменения уровней «напряженности» присущей этносу «энергии» (якобы эмпирически наблюдаемые) на каждом этапе обуславливают характер его жизнедеятельности (для вящей убедительности этот тезис подкрепляется ссылкой на непреложные законы физики).

Такая, по видимости «научная», фразеология призвана засвидетельствовать обоснованность и строгую доказательность предлагаемых Гумилевым объяснений исторических событий. Однако во множестве случаев причинно-следственные связи в различных его исторических повествованиях выстраиваются вне заявленной общей логики, но лишь сообразно специфическому всякий раз видению описываемой ситуации. Отсюда занимающие автора события – будь то в сфере «социальной», «военно-политической» или собственно «этногенетической» – в разных контекстах объясняются несходным, а порой и весьма причудливым образом. При такой «методологии» об этносах и этногенезе можно писать все, что угодно, свободно комбинируя, а то и измышляя «факты» и придумывая для них причудливые и порой взаимно исключающие друг друга истолкования. Именно этим и отличаются вариации на этнологическую тему, наслаивающиеся друг на друга во множестве переизданий книг Гумилева. Порой получается очень красиво, практически всегда – занимательно (сочинениям Льва Николаевича невозможно отказать в литературном блеске), но познавательная ценность его опусов в силу указанных особенностей, увы, остается незначительной, а в строго научном плане их, пожалуй, следовало бы признать контрпродуктивными. Вопреки заверениям его многочисленных почитателей и последователей единая этнологическая концепция в его многочисленных работах никак не просматривается, о чем, в частности, свидетельствует еще и характерное для этого автора обилие утверждений ad hoc [419].

В целом же в современной этнологии преобладает понимание того, что биологическая трактовка явлений этничности входит в неразрешимое противоречие с прочно устоявшимся пониманием человека как прежде всего существа социального, носителя культуры (а не просто одной из разновидностей органической жизни). Наряду с этим последовательное применение этого подхода сталкивается с практически непреодолимыми затруднениями при сопоставлении с множеством твердо установленных исторических фактов.

Наряду с чисто биологической заслуживает быть упомянутой еще одна – можно сказать, предельно эссенциалистская – концепция этничности. В основу этой версии положено предположение о существовании некоей уже не «органической» в точном значении термина, но совершенно особой, так сказать, «собственно этнической», субстанции. По логике этого допущения, этническая субстанция (этничность) в той или иной исторически особенной форме необходимо соприсутствует в каждом отдельно взятом человеке, определяя его этническое своеобразие; соответственно, различные этносы – это своего рода агрегированные объединения людей, обладающих одной и той же этничностью. Если смотреть ретроспективно, такая трактовка вынуждает предположить, что своеобразная этничность каким-то неведомым образом обреталась «первопредками» каждой этнической группы и затем неким таинственным путем (передача «по крови» вроде бы исключалась) переходила ко всем их потомкам. Наряду с этим сторонники эссенциалистского подхода обыкновенно все же делают довольно сильный акцент на нежелательности кросс-этнических браков, так как у потомков подобных союзов якобы происходит «размывание этничности» и обусловленная этим «утрата идентичности». Также нельзя не отметить достаточно очевидные параллели между «субстанциальной концепцией» этничности и идеей О. Шпенглера о существовании строго обособленных и непроницаемых друг для друга культур/цивилизаций, порождаемых различными «прасимволами». Суть обеих концепций в том, что люди в каждом случае представляются тотально замкнутыми в своих культурных мирах существами, фатально обреченными на непреодолимое непонимание и питаемую этим враждебность к «чужим». Отсюда соблазнительно легко выводятся глубокомысленные «объяснения» характерных для наших дней осложнений и неурядиц, как внутренних, так и международных. Одной из главных причин переживаемого человечеством ХХ – ХХI вв. перманентного кризиса объявляется прогрессирующий рост миграционных потоков, обусловивший нарастание интенсивности контактов носителей различных культурных традиций. Все это-де может только катализировать развитие конфликтов между «цивилизациями» [420].