Сборник статей - Пути России. Новый старый порядок – вечное возвращение? Сборник статей. Том XХI

В рамках другого подхода к изучению становления современных наций расставляются иные акценты. Здесь доминирует представление о «государстве-нации» (англоязычное «state-nation) – тем самым, как уже было сказано, «этническое» пытаются резко обособить от «национального». В этом случае «нация» мыслится как общность только политико-правовая, а этнокультурная принадлежность ее граждан выносится как бы «за скобки». Однако при таком подходе возникает целый ряд затруднений. Особенно ощутимыми они становятся в тех случаях, когда мы имеем дело с государствами, объединяющими множество различных этнических групп (такие государства именуются либо «полиэтническими», либо – заметим это особо – все же «многонациональными»). Конечно, нельзя не учитывать, что настойчиво проводимое разведение понятий «этнос» и «нация» бывает продиктовано соображениями прагматического свойства – стремлением противодействовать шовинистической идеологии, требующей создания «национального государства» как государства либо полностью этнически гомогенного, либо построенного на началах доминирования так называемой «титульной нации» и, соответственно, явной или скрытой дискриминации всех прочих этнических групп.

Думается, однако, что стремление воспрепятствовать развитию этнофобии и порождаемых ею настроений и практик совсем не требует жесткого противопоставления понятий «этнос» и «нация», более того, такое противопоставление представляется контрпродуктивным – даже и с узкопрагматических позиций. Дело в том, что «государство» и «гражданство» суть прежде всего социальные институты и потому не тождественны «нации» – конечно, если понимать ее как особую форму культурной общности людей. Все эти понятия выражают разные смыслы и потому принадлежат разным категориальным рядам. Анализ полемики по этим проблемам позволяет увидеть, что подобная терминологическая неточность затрудняет понимание общей направленности процессов нациестроительства и выявление их закономерностей. Довольно трудно оспорить, что достижение необходимого уровня культурной интеграции граждан единого государства имеет немалое значение в деле обеспечения его стабильности. При этом не последнюю роль в решении этой задачи играет неукоснительное соблюдение во всевозможных административных и судебных практиках принципа равноправия людей, принадлежащих различным этнокультурным общностям. На этой основе со временем вырабатывается единая общегражданская культура, характеризуемая, в частности, достаточно высоким уровнем толерантности в межэтнических отношениях. Таким образом, «со-гражданство» перестает восприниматься как чисто формальная статусная позиция, цементируя становящуюся культурную общность – единую нацию (подробнее об этом будет сказано ниже).

Наряду с этим нельзя не отметить, что вразрез с утверждениями все тех же «жестких конструктивистов» формирование нового культурного облика сообщества – при всей значимости направляющих воздействий со стороны государства – до сего времени совершалось и совершается по преимуществу спонтанно. Дело тут в том, что преобразования культуры и отвечающие им изменения массовой психологии обуславливались главным образом теми новациями, что меняли характер повседневной жизнедеятельности людей. Необходимость адаптации к этим изменениям и вынуждала, и побуждала их к поиску новых форм самоидентификации и выработке новых стандартов социального поведения. «Каждый исторически образующийся коллектив, – писал в этой связи Г.Г. Шпет, – …по своему воспринимает, воображает, оценивает… объективно текущую обстановку, условия своего бытия, само это бытие, – и именно в этом его отношении ко всему, что объективно есть, выражается его “дух”, или “душа”, или “характер”… <���…> Мы должны научиться заключать от объективного к соответствующему субъекту » [424](курсив мой. – В.К .). Этот методологический принцип позволяет понять, что вопреки установкам конструктивистского подхода формирование гражданской нации нельзя рассматривать только как последовательное, идущее от этапа к этапу воплощение «проекта», перманентно контролируемое властвующей элитой. Более плодотворной – как в чисто теоретическом плане, так и в плане практической политики – представляется концепция, в которой нация рассматривается как особая форма этнокультурной общности, генезис которой закономерно совершался в ряде обществ на протяжении последних пятисот приблизительно лет.

Развивая эту тему, представляется целесообразным уточнить еще смысл двух ключевых понятий – «гражданское общество» и «гражданская нация», также порой ошибочно трактуемых как синонимы. Так, термин «гражданское общество», некогда служивший для характеристики новой формы социальной организации, значительно отличающейся от предшествующего ей сословного общества, теперь по преимуществу используется для обозначения совокупности самодеятельных общественных объединений, преследующих разнообразные цели некоммерческого характера. Известная расплывчатость, нечеткость смысловых границ этого термина дала повод Б.Г. Капустину для иронического замечания в том духе, что, несмотря на частоту упоминаний, «гражданское общество» следует уподобить кэролловскому Чеширскому коту и его улыбке. Согласно этому автору, в итоге шедших длительное время дискуссий «наступает момент окончательного обнаружения отсутствия Чеширского кота. <���…>…улыбка… т. е. моральная привлекательность гражданского общества, есть, а самого кота, т. е. социологически обнаруживаемого гражданского общества, нет » [425](курсив мой. – В.К. ). Подобный скепсис обосновывается следующим образом – во-первых, утверждается, что образ «гражданского общества» обитает преимущественно в головах небольшого числа интеллектуалов, выражая их прекраснодушные упования, – ведь в реальном мире не существует ничего подобного чаемой ими общности высокоморальных индивидов, исполненных социальной ответственности и гражданской солидарности. Эти соображения, в частности, иллюстрируются ссылками на Ю. Хабермаса с его моделью «коммуникативного сообщества». Однако такого рода аргументы никак не доказывают отсутствие гражданского общества как объекта, потенциально доступного наблюдению и исследованию. Расхождение эмпирических данных с идеалом указывает на фантастичность последнего, но это претензия к авторам, предающимся грезам вместо того, чтобы изучать действительность.

Другой аргумент – коль скоро термин «гражданское общество» обозначает множество частных лиц и их добровольных объединений, по идее существующих совершенно независимо от государства, то мы опять-таки сталкиваемся с несоответствием – свидетельства все более и более нарастающей государственной поддержки такого рода объединений и организаций растут как снежный ком. И какая же может быть «независимость», когда «государство всеобщего благоденствия» тратит на социальные нужды прямо-таки астрономические суммы.