Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Деятельность обеих организаций – распространение листовок, похищение советских и вывешивание национальных флагов и даже разгром поселковой библиотеки – вступала в противоречие со строгой конспирацией, рекомендованной в агитационных материалах НТС. Кроме того, идеи этих юношеских групп мало похожи на программу «солидаристов»: вряд ли молодых борцов за национальную свободу Литвы и Эстонии привлекли идеи умеренного русского национализма. Вероятно, найденные листовки НТС послужили катализатором оппозиционной деятельности, развивавшейся совершенно самостоятельно и основанной на личных воззрениях организаторов.

Классовая принадлежность родителей, их участие в вооруженном сопротивлении советской власти, пребывание в местах лишения свободы, работа за границей, жизнь на оккупированных во время войны территориях – все это расценивалось советскими властными инстанциями как факторы, способствующие «ошибочному» поведению. Так, например, сотрудникам КГБ Литовской ССР в случае раскрытия молодежной антисоветской организации предписывалось отдельно фиксировать детей рабочих, служащих и колхозников 951. Особое внимание уделялось тому, не состоял ли кто-либо из старших родственников молодых людей в «антисоветских» организациях. При этом авторы аналитических документов были вынуждены признавать, что среди организаторов неофициальных подростковых групп есть «не только дети враждебных, главным образом репрессированных советской властью людей, но и дети трудящихся» 952.

В послесталинское время возраст, как и отсутствие судимости, уже мог быть принят во внимание судом как смягчающее обстоятельство. Эти характеристики обвиняемых становились главным аргументом в речах адвокатов и в последующих протестах и ходатайствах в органы прокуратуры и суды вышестоящей инстанции. Так, адвокат, защищавший сухумских «Юных ленинцев», утверждал, что его подзащитные

…не понимали, что они делают и чего добиваются.

В частности, они не понимали, что, именуя себя «юными ленинцами», объективно они шли против ленинизма, против политики партии. Это ошибки молодости, свойственные этому возрасту, периоду детской романтики.

<���…>

Только заблуждением и невежеством можно объяснить их участие в этой группе 953.

Аналогичной мотивировкой (юношеский романтизм и политическая безграмотность) пользовались и родители осужденных по политическим делам подростков. Отец одного из осужденных по этому же делу подростков в письме Н.С. Хрущеву объяснял «идеологические ошибки» своего сына: «…Это было роковое заблуждение юности. Но кто из нас не ошибался в этом возрасте?» 954

Защитники подростков ставили перед собой цель, противоположную интересам следствия: не найти источник антисоветских убеждений, а доказать их случайность и неглубокую укорененность. Однако сторона защиты исходила из того же убеждения, что и обвинители: подростки не способны самостоятельно сформулировать осмысленную критическую программу, поэтому к любым их высказываниям, напоминающим оппозиционные, просто не стоит относиться всерьез.

В 1958 году, с принятием новых Основ уголовного законодательства СССР, возраст уголовной ответственности по особо тяжким преступлениям был повышен до 14 лет, а по прочим, в том числе и политическим, – до 16 лет 955. В соответствии с Основами уголовного судопроизводства, принятыми в том же году, уголовное дело не могло быть возбуждено «в отношении лица, не достигшего к моменту совершения общественно опасного деяния возраста, по достижении которого, согласно закону, возможна уголовная ответственность» 956. Именно с конца 1950-х в надзорных производствах появляются пометы около возраста особенно молодых подсудимых, комментарии наподобие следующего: «Возьмите дело на контроль. Это какой-то детский сад…» 957Не только родители и адвокаты, но и представители контролирующих органов начали объяснять излишнюю активность подростков возрастными особенностями (романтичность, внушаемость, игра).

Начиная с конца 1950-х подростков, обвиненных в политических преступлениях, обычно приговаривали к условным срокам и иным видам наказания, не связанным с заключением в исправительно-трудовую колонию. Количество надзорных производств по делам об антисоветской агитации и пропаганде с участием подростков к началу 1960-х резко снизилось, а за 1970 – 1980-е годы таких дел пока вообще не обнаружено 958. Это не значит, что школьники прекратили создавать «политические партии» – видимо, следственные органы КГБ перестали доводить участников подобных организаций до ареста и суда.

Такое смягчение было обусловлено общим изменением тактики борьбы с антисоветскими «проявлениями». С конца 1950-х КГБ резко интенсифицировал меры так называемой «профилактики»: подозреваемых в оппозиционной деятельности запугивали и контролировали, но не арестовывали. В 1957 – 1958 годах возможность применения к молодым людям «всей строгости закона» и роль «профилактической работы» в предупреждении оппозиционных выступлений стали предметом внутренних дискуссий в спецслужбах и партийных элитах 959. 9 января 1959 года ЦК КПСС утвердило Положение о КГБ при Совете министров СССР и его органах на местах, пункт 12 которого прямо призывал: «Органы государственной безопасности обязаны непосредственно и через соответствующие организации принимать меры предупредительного характера в отношении тех советских граждан, которые допускают политически неправильные поступки в силу своей недостаточной политической зрелости» 960. Очевидно, что подростки как раз и могли быть отнесены к «недостаточно зрелым» гражданам.

В последующие десятилетия руководители КГБ считали внесудебное давление одним из важнейших методов своей работы. Так, по информации начальника 5-го управления КГБ СССР Ф.Д. Бобкова, в 1970 – 1974 годах «40,3 % от числа всех профилактированных за этот период» были молодыми людьми до 25 лет 961. Среди «проявлений», допущенных со стороны молодежи (22,4 % которой составляли школьники), Бобков выделил не только сугубо политические поступки (расклейка листовок, вывешивание флагов, «клеветнические высказывания») – он отметил и «проявления, не имевшие ярко выраженной политически вредной идейной направленности и допущенные на антиобщественной основе (действия, нарушающие общественный порядок, участие в антиобщественных действиях на основе подражания “хиппи”, увлечение наркотиками, порнографией и т. п.)» 962. Таким образом, хотя и в 1970-е годы в поле зрения органов КГБ оставались различные формы активности молодежи и подростков, «антиобщественное» поведение молодых людей и девушек не сводилось исключительно к политическому протесту или хулиганским выходкам. Соответственно дифференцировались и меры наказания, применявшиеся к юным бунтарям.