Наталия Метлина - Все о моей мафии

Мы тогда спросили Веронику: а не пыталась ли она подать в суд на врачей, которые устроили ей такой «праздник»? Но в те времена жаловаться на медицинский бандитизм было некуда, так что Веронике пришлось все расхлебывать самой. Но самое парадоксальное, что и сейчас свою правоту мало кому удается отстоять. Николай Миланов — президент Ассоциации пластических хирургов. Но вот в чем странность. Членами ассоциации являются только 600 врачей, а клиник в России 5000. И не входящие в ассоциацию доктора плевать хотели на нормы и правила профессионалов. Но все же существует алгоритм, следуя которому можно побороться за свои права. Если пациента искалечил хирург и он решил довести дело до суда, ему необходимо заключение судмедэкспертов. Профессор Александр Неробеев председательствует в судебно-медицинской комиссии, которая разбирает подобные случаи с пластическими операциями. Кстати, на долю пластиков приходится только девять процентов от всех врачебных ошибок. Лидируют в этом списке с большим отрывом стоматологи и гинекологи.

С одной поправкой: к стоматологам и гинекологам обращается 100 процентов населения (женского во втором случае), а к пластикам — единицы. И тогда выходит, что 9 процентов — огромная цифра.

Но комиссия экспертов лишь констатирует факт нанесения вреда пациенту, но отнять лицензию у хирурга, как это делают их коллеги на Западе, она не может. По крайней мере за последние 10 лет таких прецедентов не было. Неробеев рассказал мне и противоположные истории, когда его коллеги-врачи сами становятся жертвами нечистоплотных пациентов. Профессиональные сутяги терроризируют клиники, выколачивая из них десятки тысяч долларов за то, что им якобы не нравится результат. Тут-то судмедэкспертиза и определит, насколько правомочны претензии пострадавшей стороны. Но в четверти случаев эксперты все же подтверждают опасения истцов. И даже заставляют недобросовестных коллег переделывать работу. Но кто ляжет под нож к человеку, от которого уже пострадал? И искалеченные пациенты вынуждены идти на переделку к другим хирургам за свои же деньги. Вот такой замкнутый круг прошла одна из наших героинь. Ее привел в редакцию мой коллега — журналист Дмитрий Серебровский. Марине было 62 года. Она переводчик с немецкого языка. В 1987 году женщина впервые сделала подтяжку лица у знаменитого хирурга Игоря Вульфа. Операция прошла успешно, Марина даже вышла замуж за какого-то немецкого бизнесмена. Через восемь лет она опять пришла к Вульфу с той же самой просьбой. Он согласился все сделать быстро, в тот же день, без анализов и за три с половиной тысячи долларов. Кстати, подтяжка в таком возрасте всегда предполагает три отдельные независимые операции: собственно круговая подтяжка лица, верхние веки и нижние веки. Но Вульф решил не мучиться и сделать все за один присест. Он очень торопился в Италию, где оперировал в одной из частных клиник. После его отъезда у Марины начался отек шеи. Она позвонила доктору и выслушала рекомендацию делать массаж, что было в такой ситуации противопоказано. Впоследствии Вульф утверждал, что такой рекомендации он не давал. Вдобавок доктор забыл снять швы, отчего загноилось и вывернулось нижнее веко. К тому же появилось облысение у висков. В результате Марина обратилась в суд. Восемь лет ее перебрасывали от хирурга к хирургу. После семи операций лицо, как она говорит, изменилось до неузнаваемости. Мое же впечатление было обратным, если бы Марина не заговорила о своих проблемах, я бы и не заметила, что у нее какие-то дефекты на лице. Выглядела она достаточно молодо. По крайней мере лет на 10 моложе. Сейчас ее имя хорошо известно в мире пластических хирургов, и никто больше за нее не берется. Пластическая операция, как любая другая, это всегда риск. И как у любых врачей, у пластиков бывают ошибки и даже летальные исходы. Врач не Бог, он не может предусмотреть все. И человек, идущий на операцию, должен об этом помнить. Такие случаи бывают у каждого хирурга, но разница лишь в том, как врач выходит из него — он может бросить пациента, а может, то есть должен, то есть обязан, предложить ему переделку. Вот этим-то и отличаются настоящие врачи от бандитов и шарлатанов. И кстати, аспект переделки нужно обязательно оговаривать перед операцией и прописывать его четко в контракте.

Конечно, пациенты приходят всегда с желанием чего-то исправить. Но здесь надо отсеивать нормальных людей с нормальными пожеланиями от ненормальных. Первый закон пластической хирургии — разговор с хирургом. Один такой разговор мы наблюдали в клинике Владимира Тапии. Его полная фамилия Тапия-Фернандес. Он родился, вырос и учился в Боливии, а затем много лет стажировался в Италии и Соединенных Штатах. Последние годы он оперирует в Москве. Его день расписан по минутам и начинается, как ни странно, с вечера предыдущего дня, когда в центре Москвы он консультирует пациентов. Поговорить с врачом в нашем присутствии согласилась Елена из Новокузнецка. На вид ей было лет тридцать, симпатичная женщина, но мешки под глазами существенно портили внешность. Несколько лет она думала об операции. Надо отдать должное ее тщательному подходу к этому вопросу. Тапиа — пятый специалист, которого она посещала для консультации. Мы не ожидали, что боливиец начнет с ходу отговаривать ее от операции, рассказывая о многочисленных осложнениях, которые могут начаться после всего. Елена потом сказала нам, что он — единственный, кто заговорил о последствиях и предостерег ее от ошибок. Не знаю, легла ли она под нож или нет. Но доктор признался нам, что отговаривает регулярно, и тем не менее пациентов ему и так хватает. Кстати, Тапию можно назвать пионером липосакции в России. Именно он привез сюда в начале 1990-х технологию откачивания лишнего жира. Привез на свой страх и риск, не зная, отзовутся ли клиенты на предложение по радикальной коррекции фигуры. А народ-то откликнулся. Тапия организовал школу по обучению этой технологии. Программа была рассчитана на три года. Но хирурги походили на операции три месяца и решили, что полностью освоили процесс. А дальше началась голая правда. Тяжелейшие осложнения, с одной стороны, с другой — пациентки полнели, и жир скапливался вокруг тех мест, которые были прооперированы — получалась жуткая картина. Тапия после этих «ученичков» очень много переделывал. Но он сам никогда не откачивал помногу. А вот рекорд его учителя — доктора Зокки — 22 литра за одну операцию.

Еще одна пациентка, на которую мы обратили внимание в клинике доктора Тапии, была совсем девчонкой — 16 лет. Ее звали Гульнара, и привез ее к Владимиру из Ростова отец. У девочки было затруднено дыхание, и врачи направили ее на лор-операцию, в результате чего у нее провалилась перегородка. Папаша пришел к ростовскому врачу, взял его за шкирку и тряс так, что тот дар речи потерял. Но делу это не помогло. Девочку привезли к Тапии, сделали рентген, а там перегородки нет. Резонный вопрос: а из чего делать нос? Две недели Владимир консультировался с коллегами. И в конце концов Тапиа установил ей донорский хрящ. Мы снимали девчонку спустя неделю после операции, она выглядела просто красавицей. Не знаю, как обстоят у нее дела сейчас, но тогда это было настоящим спасением. Впрочем, пока я изучала сложности пластической хирургии, желание переделывать свой собственный нос становилось все меньше и меньше. Окончательно меня отвратила от этой затеи вот какая история.