Наталия Метлина - Все о моей мафии

В нашей программе принимали участие, помимо многочисленных пациентов, жертв и судмедэкспертов, три основных хирурга. Это уже известные вам доктор Тапия, профессор Неробеев и еще один герой — профессор Александр Сергеевич (фамилию его я произносить не хочу). Его знают звезды отечественного шоу-бизнеса. Многих из них он оперировал бесплатно, просто за рекламу, зато остальной контингент был исключительно с Рублевки. Цены на его услуги были заоблачными, как минимум в три раза выше, чем за аналогичные услуги у других врачей. Клиника его располагалась в самом центре столицы, а загородный офис — в знаменитом рублевском поселке Барвиха. Безусловно, Александр Сергеевич — человек способный, но во многом своему карьерному взлету он обязан жене — дочери известного грузинского хирурга. Она сама по профессии врач, но по деловой хватке — просто акула. Женщина весьма странной внешности. Ей было под пятьдесят, но она ходила с голым пупком, мощным декольте, все лицо ее было похоже на маску. Всем своим видом она показывала, кто хозяин не только в доме, но и в клинике. Профессор же производил впечатление робкого подкаблучника, а потому его жена определяла стратегию и основные направления деятельности клиники. Впрочем, мой выбор на эту пару пал не случайно. Мне ее буквально навязала коммерческая служба нашей телекомпании. Их появление в программе было проплачено. А так как я по поводу каждой кандидатуры консультировалась с Еленой Малышевой, то, естественно, сообщила ей и о своем новом герое. Лена покрылась красной краской, у нее затряслись руки: «Ни в коем случае, этому человеку в сообществе никто не подает руки, кто угодно, только не он». Лена как в воду глядела, сказав, что если остальные участники программы узнают, кто рядом с ними в компании, то откажутся принимать участие. Я пошла в дирекцию нашей компании с просьбой разорвать отношения с этой подозрительной четой, но дирекция была непреклонна. Впрочем, позднее они сами горько пожалели, что не пошли на мои уговоры.

Небольшое лирическое отступление. Дело в том, что пластическая хирургия развивается стремительно. Все время появляются новые методы, препараты, протезы и прочее. Но в отличие от классической хирургии все эти новации не проходят достаточно серьезных клинических исследований у нас в стране, а сразу пускаются в оборот. Одной из таких новаций являются так называемые стволовые клетки. Я не ученый, но даже они на примитивном уровне не могут объяснить, что это такое, впрочем, в моем расследовании это и не главное. Хотя сейчас я прекрасно владею предметом. Стволовые клетки можно получить двумя путями — вырастить из взятых у вас клеток по специальной технологии или получить из абортного материала. Важно то, что наш профессор один из первых начал использовать стволовые клетки в своей работе. Серьезные же врачи категорически против этой новации. То есть они против экстренного внедрения метода в производство, как абсолютно не изученного. А милая супружеская чета плевать хотела на мнение профессионального сообщества. Они кололи эти клетки кому и куда попало. Я видела своими глазами и глазами оператора: пришла девушка, новая русская, мать двоих детей, решила подкорректировать себе нос. Тут же владелица клиники, закачав в шприц какой-то жидкости, которую она назвала стволовыми клетками, посадила барышню на кресло и вколола ей в горбинку носа этот состав. Затем на нос наложили гипсовую повязку и попросили прийти через три дня на смотрины. Мне показалось подозрительным, что девушка не смыла макияж, не переоделась, не подписала никаких документов, предварительно ей ничего не рассказали о методе коррекции, у нее не взяли никаких анализов, и вот еще деталь — девушка тут же заплатила администратору 2000 евро (у нас в стране все расчеты производятся в рублях по курсу) и не получила кассового чека. Все это меня насторожило. Но не только это. Дело в том, что большинство частных клиник арендуют помещения в больницах, где есть оперблоки и реанимации. Александр Сергееевич оперирует у себя в клинике, где нет и не может быть реанимационного отделения. С учетом того, что большинство операций делают под общим наркозом, это огромный риск, ведь осложнения — вплоть до остановки сердца — могут возникнуть прямо на операционном столе. В этом случае помогать некому. Жена профессора попросила рассказать о ней в программе как о выдающемся пластическом хирурге, взамен пообещав всю жизнь обслуживать меня бесплатно. Перспектива уколов неизвестными препаратами в нос за 2000 евро показалась мне неравноценным обменом, я промолчала, но от всей этой атмосферы меня начинало потихонечку подташнивать. Бесил надменный тон, с которым она обращалась к присутствующим, хамское отношение к своим сотрудникам — все это опытный глаз журналиста брал на заметку. Потом в кресло посадили еще одну даму лет пятидесяти, на которой испытывали новый метод «фотолифтинга». Приборчик долго ползал по ее накрашенному лицу, совершая в процессе редкие вспышки (каждая вспышка стоила несколько десятков евро). По задумке доктора, уже через неделю пациентка должна будет выглядеть гораздо моложе. Ну что ж, мы приехали через неделю посмотреть на тетеньку и взять у нее интервью. Но нашу героиню загримировали так, что она стала выглядеть не лучше, а хуже. Но так как тетеньке обещали солидную скидку в обмен на интервью для нашей программы, она заливалась соловьем о чудодейственном методе. На этом я сказала: «Хватит!» И мы приступили к монтажу.

Когда черновой вариант программы был готов, мы передали его в дирекцию общественнополитического вещания Первого канала (так положено). Там посмотрели, одобрили и поставили проект в эфир. У нас было в запасе буквально три дня. Дело было за малым — показать программу ее героям, как мы, собственно, и договаривались. Я с ужасом ждала ответа от участников программы. Первым за кассетой приехал курьер из клиники профессора Неробеева. Уже через два часа мне позвонила его ассистент и сказала следующее: «Наташа, большое спасибо, мы посмотрели ваше творение, нам все очень понравилось, но принимать участие в программе, где известный профессор и его жена рекламируют стволовые клетки, мы не будем». У меня сердце остановилось. Эфир — через два дня. А как я могу вырезать Неробеева, который вместе со своими пациентами занимает треть программы. И почему я должна его вырезать — он прекрасно говорит, он уважаемый человек, крупный ученый? Почему? Я тут же набрала номер исполнительного директора и сообщила ему это пренеприятнейшее известие. Конечно, ничего внятного в ответ я не услышала. Мы ждали вечера, когда в «Останкино» на просмотр приедет жена Тапии — Наташа. Двухметровая блондинка-красавица с мраморной кожей занималась вопросами PR собственного мужа. Как только она увидела на экране главу про стволовые клетки, остановила просмотр и позвонила мужу. Возмущению супругов Тапия не было предела. Они, так же как и Неробеев, поблагодарили меня за внимание и попросили вырезать их полностью. На часах девять вечера. Завтра в 10 утра у меня уже озвучание. Что делать — я не знаю. Времени доснимать у меня нет. Я поставила в известность о происходящем генерального директора компании Алексея Пиманова. Он ответил: «Поступай, как считаешь нужным». И я приняла единственное верное решение. Впереди была ночь, что по телевизионным меркам — немало. Я позвонила девушке из рекламной службы нашей компании и сообщила ей, что супружеской четы — новаторов в программе не будет, что это мое решение и точка. Сбросив с себя бремя переговоров с этими ребятами, я занялась наращиванием хронометража программы. Дело в том, что супруги со своими клетками занимали 12 минут эфира, и если я их вырезаю, то это время надо было чем-то заполнить. Как всегда, на помощь пришли мои друзья. Я позвонила коллеге по «Совершенно секретно» Мише Маркелову с вопросом, кто из террористов пользовался услугами пластических хирургов. А Миша — крупный специалист по горячим точкам. Он-то и подсказал мне кандидатуру Салмана Радуева. Террорист номер один неоднократно оказывался на столе у реконструктивных хирургов. У него было серьезное осколочное ранение в голову, и врачи в Германии поставили ему титановую пластину на место разбитого фрагмента черепа. После операции Радуев и получил кличку Титаник. Ему вмонтировали протез глаза, фрагмент скулы, в общем, собрали по кускам. А Миша неоднократно встречался с Радуевым в Чечне и дал мне кассету с его интервью, а также архивные съемки жизнедеятельности бандита. Так у меня появился первый вставной фрагмент. Я быстро написала текст и отдала его Димке Серебровскому, который вместе с режиссером Светой Анучкиной, бывшей на девятом месяце беременности, скоропостижно монтировали. Но это две минуты, а надо было придумать еще на 10. Я обратилась к своему другу Георгию Черданцеву — прекрасному футбольному комментатору. Жора мне рассказал историю о том, как пару дней назад футболисту Андрею Шевченко раскроили вдребезги губу. После травмы он перенес пластическую операцию. Услышав это, я завизжала от радости. Конечно, мне очень горько было за Шевченко, но благодаря его ранению в программе появились еще две с половиной минуты. Жора нашел у себя кадры, где Шевченко принимает участие в рекламной кампании Джорджио Армани, мы настригли футбольные матчи с его участием — получилось очень живо и интересно. Было три часа ночи, а нарастили только пять минут. Остальное решили брать из остатков интервью Тапии и Неробеева. Худо-бедно, но к утру мы закончили монтаж. Впереди еще озвучание, а я уже и на ногах не стою. Впрочем, такие марафоны для нас не редкость. У меня был рекорд — в 2002 году я в понедельник получила задание сделать программу о футбольном погроме на Тверской улице в Москве и в пятницу утром сдала на эфир 26-минутную программу. К тому же за это время я еще сделала 12-минутный сюжет для программы «Человек и закон» об освобождении из тюрьмы криминального свердловского авторитета Сергея Терентьева. Получилось, что за неделю я спала только одну ночь — со вторника на среду. После этого я поверила в беспредельные возможности человеческого организма. Так, кстати, работает все телевидение.