Александр Попов - Два Петербурга. Мистический путеводитель

18 октября приговоренные на пароходе были доставлены в Шлиссельбург, где 31 октября за чертой крепости приговор был приведен в исполнение.

Интересной оказалась судьба украденных денег. Как рассказывали очевидцы, во время ограбления в ресторане Кина за столиком сидела одинокая молодая женщина. Сразу после того, как на улице отгремели взрывы, в ресторан вбежал молодой человек. Он крикнул:

– Взрыв! – и устремился к этой девушке.

В руках у него были два баула из таможни. Молодая женщина взяла у него мешки, они вышли на улицу, девушка вскочила на стоящего около ресторана извозчика и уехала. Молодой же человек побежал по Фонарному переулку, но на Офицерской улице городовой ранил его пулей в ногу, затем его сбили с ног дворники, и когда он понял, что пойман, то застрелился.

Но таинственная незнакомка из ресторана Кина (это была мещанка Аде ль Габриелевна Каган, уроженка Гродно) сумела пересечь границу и уехать в Европу. Там же скрылся и один из главных организаторов экспроприации Янкель Черняк.

Когда Черняк появился в Швеции, то в ответ на законное требование царского правительства о его выдаче в социалистической европейской прессе поднялась целая кампания. Журналисты отстаивали «право на революцию». Шведские власти, уже арестовавшие Черняка, выдавать его испугались и просто выслали из страны. Тот отправился в Англию, но когда пароход причалил к пристани, то Черняк, а также трое его попутчиков не вышли на берег – они были обнаружены мертвыми. Похоронили Черняка в Антверпене, весьма пышно. В европейской прессе поднялся страшный шум, все видели в этом «руку царя». Выдвигалась и иная версия, будто причиной смерти Янкеля Черняка и других пассажиров послужило отравление газом, который выделялся из большого количества фосфорных спичек, перевозившихся в трюме парохода. Производители спичек комментировать это событие не стали.

Судьба же похищенных денег достоверно неизвестна до сих пор.

По одной из версий, основанной на донесениях агента охранного отделения, работавшего в среде парижских эсеров-эмигрантов, часть денег (170 тысяч рублей) была сожжена в Петербурге в преддверии обыска. Оставшуюся сумму Адель Каган сумела как-то вывезти за границу, но на дело революции они не пошли – девушка потратила их на себя.

Ходили разговоры о том, что над Каган должен был состояться суд чести, и дальнейшая ее судьба неизвестна.

По другой версии, деньги были спрятаны и остались в окрестностях Петербурга, на одной из дач в Лесном. В январе 1907 года полиция тщательно обыскала эту дачу, и даже перекопала сад. А весной дачу и вовсе разобрали, но деньги так и не были найдены…

Самым легендарным терактом советского времени в Ленинграде стал взрыв в 1927 году в партийном клубе. «„Ответный террор против компартии!” – вот лозунг, наиболее действенный в борьбе с палачами», – писал в своей книге «Боевая вылазка в СССР» организатор теракта Виктор Ларионов.

Виктор Ларионов родился 13 июля 1897 года в Санкт-Петербурге. Учился сначала в 8-й, а затем в 13-й гимназиях. Затем в Отдельных гардемаринских классах и Константиновском артиллерийском училище. В ноябре 1917 года, вместе с другими юнкерами училища, отправился на Дон, где вступил в Добровольческую армию. Был участником 1-го Кубанского («Ледяного») похода, служил в Марковской артиллерийской бригаде, был дважды ранен. Гражданскую войну закончил в чине капитана. В Галлиполийском лагере Ларионов был назначен командиром офицерского взвода конвоя генерала Кутепова. В эмиграции, в Финляндии, вступил в боевую организацию генерала А. П. Кутепова и в июне 1927 года сумел проникнуть в Ленинград.

В этом доме был совершен один из самых крупных терактов против компартии

В ночь на 1 июня 1927 года вместе с руководителем группы Ларионовым границу перешли еще двое молодых людей: бывшие гимназисты-одноклассники русской гимназии в Гельсингфорсе двадцатилетние Сергей Соловьев и Дмитрий Мономахов. В леске под Левашово боевики устроили «базу» и стали выезжать в Ленинград, высматривая подходящее для теракта место. Наконец была выбрана цель: партийный клуб на Мойке.

Днем Ларионов зашел в еще действующий Казанский собор. Вот как он пишет об этом в своей книге: «…перед гробом Кутузова преклонил колено, поставил свечку павшим за Россию и долго думал в тихом, озаренном огоньками полумраке…

Какие-то сморщенные горем черные женщины бились головой о каменные плиты… И еще и еще женщины со скорбными лицами подходили со свечками к озаренному Лику…

Что же, я знаю ведь, за кого и за что они молятся…

Всех убиенных помяни, Россия.

Егда приидеши во царствие Твое…

У гробницы фельдмаршала Кутузова серыми тенями никнут знамена. Эхо осторожных шагов нарушает тишину.

Одни лампады во мраке храма золотят

Столбов гранитные громады…

Я вышел на ступеньки собора со светлым чувством принятого причастия…»

Но в этот день ничего не вышло: в партийном клубе было всего шесть человек, и было решено не стрелять «из пушки по воробьям».

На следующий день боевики снова пришли в Центральный ленинградский партклуб (набережная Мойки, 59). Был доклад «товарища Ширвиндта». Боевики были вооружены револьверами, гранатами и баллонами с газом.

«Тяжелая, почти до потолка, дубовая дверь… Как сейчас помню медную граненую ручку… Кругом роскошь дворца.

Нет ни страха, ни отчаяния, ни замирания сердца… Впечатление такое, точно я на обыкновенной, спокойной, неторопливой работе…

Дверь распахнута. Я одну-две секунды стою на пороге и осматриваю зал. Десятка три голов на звук отворяемой двери повернулись в мою сторону… Бородка тов. Ширвиндта а-ля Троцкий склонилась над бумагами… Столик президиума – посреди комнаты… Вдоль стен – ряды лиц, слившихся в одно чудовище со многими глазами… На стене „Ильич” и прочие „великие”. Шкапы с книгами. Вот все, что я увидел за эти о дну-две секунды…

Закрываю за нами дверь…

Я говорю моим друзьям одно слово: „можно” и сжимаю тонкостенный баллон в руке…

Секунду Димитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат…

Распахиваю дверь для отступления… Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я отскакиваю вслед за ним… Бомба пропищала… и замолкла. Еще секунда тишины, и вдруг страшный нечеловеческий крик: