Андрей Раев - Проклятие России. Разруха в головах?

Монотонный труд, не требующий физических усилий, это ещё не каторжный режим. Но и он в состоянии обострять информационно-сенсорный голод необычайно. Самый простой и опасный способ восстановления — потребление алкоголя. Не стоит напоминать, что если им пользоваться постоянно, это ведёт к беде. А если не считать алкоголь единственным лекарством, то требуется очень многое. Надо создавать кафе, рестораны, сауны, фитнес-центры, стадионы, бассейны, боулинги, клубы, мультиплексы и т. д. и т. п. И это создавалось, но в количествах, неизмеримо меньших, чем диктовали растущие потребности. И рабочей силы для этих учреждений не было. И всё росли очереди, в которых никто ещё не отдыхал. Но ведь как повезло: именно в это время начали бурно развиваться кино и телевидение! Но этого оказалось недостаточно, тем более что КПСС рассматривала эти искусства как средство пропаганды, а не средство восстановления рабочей силы. И самым главным средством борьбы с информационно-сенсорным голодом всё больше и больше становился алкоголь. Ну а когда и с ним стали бороться, конец стал неизбежен. Сергей Кара-Мурза («Революции на экспорт») правильно пишет, что советское государство уничтожил 1 % населения Москвы. Но он забывает, что у остальных 99 % населения советская власть тоже была в печёнках, даже у тех, кто всем был ей обязан. Для удовлетворения самой острой потребности она не делала ничего. Кара-Мурза перечисляет все антисоциалистические восстания и констатирует, что им предшествовал огромный прогресс в материальной сфере. А недовольство тоже было огромным, только скрывалось в сфере нематериальной. Нельзя кормить блинами умирающего от жажды человека и рассчитывать на благодарность. Опять-таки и в этой слепоте не видно ничего специфически русского, кроме появившегося уже в XIX веке обычая все неудачи списывать на пьянство. Обычай, конечно, вредный, но в практику его внедрить попытался только Горбачёв, когда ситуация в стране была уже очень плохой.

Была ещё одна «подножка», которую коммунистическая идеология подставила Советскому Союзу. Корнями она уходит, наверное, в протестантизм и, в частности, кальвинизм, который провозгласил божественное предопределение судьбы человека. И как на него ни смотри, это предопределение практически снимало ответственность с человека за грехи. Впоследствии этот подход плавно перетёк в учение «прогрессивного гуманизма», который провозгласил, что «человек хорош от природы, плохим его делают общество и окружающая среда». И это тоже снимало ответственность с человека за содеянное. И всё это вошло в марксизм-ленинизм. И лозунг-то был очень хорош для своего времени, времени дикой индустриализации. Когда государство и экономика производили огромные толпы людей, не имеющих возможность получить образование, работу и, следовательно, хлеб насущный. Но времена изменились. Среднее образование стало обязательным, безработица исчезла, сытые времена наступили. И тут выяснилось, что «сытый голодному не товарищ». И ахиллесова пята марксизма, отправляющего всех, кто мешал классовой борьбе, в прослойку, разрослась мучительно. Только тот, что производил что-то материальное, создавал стоимость и трудился. А учителя и врачи никакой стоимости не создавали. Паразиты (в лучшем случае — слуги) трудового народа. Действительно, что стоит образованность, да и сама жизнь человека, если рабовладение запрещено и продать их нельзя? Ничего. Что Адам Смит, что Маркс объяснят нам, что товар, не имеющий стоимости на рынке, не стоит ничего. Но к ним через сотни лет смешно предъявлять претензии. В реальности и учитель, и врач, и артист, и спортсмен создают стоимость, причём не только, когда работают, а и тогда, когда учатся и тренируются (репетируют). Причём если бы рабовладение опять разрешили, то, по Смиту и Марксу, стоимость тут же снова возникла (умелых-то можно продать гораздо дороже). А в сытые времена, оказалось, средний человек не хочет получать образование, не хочет надрываться, сосредоточиваться. Зачем мне тратить юность на учёбу, если я с этого ни сейчас, ни потом ничего не получу? И зачем мне надрываться, когда можно, не надрываясь, получить больше? Если меня пьяным терпят на работе, так почему я должен быть трезв? Почему я вообще должен быть хорош, если меня все любят плохим?

Не то чтобы никакой ответственности не было во времена СССР. При Сталине была, ещё какая — 3 года тюрьмы за опоздание на работу более чем на 20 минут. А вот в позднем СССР ответственность за уголовные преступления сохранили, а за прочие мелкие грешки решили ликвидировать. Зарплаты тех, кто учился и не учился, решили выровнять. Теория требовала. Если украл — в тюрьму, а если прогулял, вышел пьяным на работу, испортил труд многих людей, то надо перевоспитывать, а наказывать — нельзя. Оштрафовать, уволить — ни-ни. Рабочий получает больше мастера и больше инженера — нормально. Однако современное производство невозможно, когда работают пьяные безответственные люди. И с перевоспитанием не получалось ничего. А брак рос, качество падало. А мастера и инженеры волна за волной приходили к «пофигизму». И снова брак рос, качество падало.

А русский менталитет, определяемый как православием, так и прочими религиями Книги, включал в себя чёткое понимание того, что человек в первую очередь за свои грехи отвечает сам. «Граница между богом и дьяволом проходит через душу каждого человека». И это порождало даже у лучших людей, «болеющих душой» за державу, понимание того, что государство устроено неправильно, что оно нежизнеспособно. Настал день в августе 1991 года, когда деятельность компартии России была приостановлена, и ни один человек не вышел на улицу с протестом.

Теперь опасные эксперименты по освобождению людей от ответственности проводит Евросоюз. Что ж, флаг им в руки. Но в России таких экспериментов уже не будет. И это тоже следствие русского менталитета.

Далее стоит сказать о переходе к обществу потребления. Что это за общество? За неимением нормального определения дам своё. В обществе потребления большинство населения переходит от удовлетворения желаний и простейших биологических потребностей к удовлетворению потребностей более сложных. Желание — это чувство, которое ощущается непосредственно. Если я голоден, промок, устал, хочу пить, мне холодно и у меня сырые ноги, то я остро ощущаю свои желания поесть, сменить одежду, обувь, отдохнуть и согреться. Потребность — это нечто более сложное и умственное. Это такое устройство (конструкция) организма и психики, которое периодически в сходных обстоятельствах вызывает сходные желания. Если я поел, желание есть пропало, а потребность в пище никуда не делась. Здесь я близок к определениям С.Л. Рубинштейна и Курта Левина, но использую слово «устройство» (конструкция), чтобы подчеркнуть, что временное удовлетворение потребности чаще всего не приводит к её исчезновению. Так вот, пока не возникает общество потребления, большинство населения всё время (или достаточно часто) ощущает, что тяжело, холодно (жарко), надо бы сменить одежду и обувь, завтрак не утолил голод и т. д. Естественные желания вызывают простейшие, биологические потребности. Даже в хорошее время воспоминания о недавних лишениях по-прежнему формируют всю систему потребностей. Назовём эту социальную группу группой выживания. В царской России к ней относилось всё крестьянство (87 % населения) и, наверное, ¾ горожан, т. е. более 95 % населения в неё входило.