Даниэль Домшайт-Берг - WikiLeaks изнутри

Дж: они утихнут к концу недели

Д: нет, не утихнут

Д: если ничего нового не случится, то только еще больше людей выскажутся

Д: потому что люди не любят такие вещи

Д: просто как день

Д: они хотят, чтобы все это имело последствия

Д: учитывая твои заявления плюс то, что мы вопим о прдставе, результат будет обратный

Д: *подставе

Д: те, кто обижен и все такое, не уйдут, наоборот

Д: твоя реакция вызовет новые заявления

Дж: что за линию ты гнешь?

Д: какую линию?

Дж: если все пойдет так, я тебя уничтожу

Д: LOL

Д: какого черта?

Д: что за чушь?

Д: у тебя совсем крыша поехала?

Д: я не хочу больше слушать этот бред, Дж

Д: серьезно

Д: ты рубишь голову посланнику, это не дело

Д: проблемы-то у тебя

Д: от этого может пострадать весь проект

Д: вот что меня волнует

Д: я пытаюсь помочь тебе, это не так-то легко при твоем отношении к делу

Д: просто не верится

Д: ты когда-нибудь думал, ты, зацикленный на своем высокомерии, что не все случается по вине других?

Д: удачи, чувак, я устал опекать тебя

Д: поступай как знаешь

Дж: иди и подумай о своих действиях и словах. я знаю многое, чего, вы думаете, я не знаю. я не потерплю вероломства в кризисные времена

Д: по-моему, ты неверно оцениваешь ситуацию, Джей

Д: честно

Д: но я сказал, я не буду тебя прикрывать или помогать тебе все исправлять

Д: удачи тебе с твоим отношением к жизни

Д: мне лично нечего стыдиться

Ну как еще я мог ему объяснить, что меня волнует судьба проекта? Он обвинил нас в том, что мы позволили себя одурачить «черной» кампанией и отвернулись от него.

Джулиан рассказывал мне про обеих женщин. Он отрицал, что спал с ними без презерватива, однако детали так и остались невыясненными. Я не хочу и не могу судить о чувствах женщин и о поведении Джулиана в их отношении. Злой рок в том, что такой шовинист, как он, столкнулся с двумя эмансипированными женщинами, причем в стране, где понятие «сексуальное насилие» имеет более широкое юридическое толкование, чем в большинстве государств! Не в последнюю очередь по причине своего «звездного» статуса Джулиан угодил в ситуацию, которую не смог контролировать.

В тот день, когда был выдан первый ордер на арест Джулиана, мы вернулись в Берлин, и я засел в нашей квартире. Я сидел там часами, чаще всего в гостиной, устремив взгляд на нагромождение окон на экране компьютера. Я пялился на страницу чата или сам стучал по клавиатуре. Я почти не ходил в клуб, хотя мне, как и раньше, чуть ли не каждый день нужно было наведываться туда по работе. Было видно, что меня что-то гнетет, но мне не хотелось расспросов.

Анке не могла мне помочь. Она могла бы уже давно сказать: «Оставь все это, оно же тебя изведет». Но она понимала, что я всем сердцем привязан к WikiLeaks и мне вряд ли понравится такой совет. Именно потому, что я знал, что она права.

Однако я замечал, что потихоньку отдаляюсь от WL. Нужно было признать, начало этому положили наши внутренние конфликты с Джулианом, возможно, они и являлись главной причиной. Но были и другие сущностные вопросы, которые меня давно беспокоили, а в последнее время они встали очень остро.

Конечно, меня давно тревожило то, что я вынужден был лгать общественности об истории развития WikiLeaks. Скрывать, что долгое время он состоял из одного сервера и двух людей, которые работали над ним все время. Мне даже пришлось придумать дублирующую систему, которой у нас не было. В конце концов я стал заниматься ею, но система не всегда работала исправно. Раньше я мог в панике проснуться среди ночи, думая о резервных копиях, которые, возможно, снова не работают. Я тут же вставал и делал новую систему. По моим жилам текло больше адреналина, чем крови.

Вопрос, на который мне так трудно было отвечать в сотнях интервью, касался нашей мнимой проверки подлинности материалов. До 2009 года документы контролировали в основном я и Джулиан. Точнее говоря, слова о том, что с нами работали восемьсот добровольных экспертов, не были ложью. Мы умалчивали лишь о том, что не существовало никакой системы, их связывающей. Никто из них не получал доступа к материалам. Вместо этого мы с Джулианом проверяли, обрабатывались ли документы технически, выглядят ли они достоверными, и проводили небольшие расследования. И надеялись на то, что все пройдет гладко. Мы хорошо работали, и со временем у нас развилось чутье, так что мы могли отличить настоящие документы. У нас не случалось ошибок, по крайней мере, я о них не знаю. Однако все в любой момент могло пойти не так, как задумано.

До тех пор, пока мне удавалось убедить себя, что мы работаем над улучшением системы и находимся лишь в самом начале пути, все было в порядке. Но через три года я уже не верил себе. Еще несколько месяцев назад у нас появилась возможность воплотить в жизнь масштабные идеи по улучшению системы. На это были деньги. У нас была пара надежных сторонников, стало больше ресурсов, но мы по-прежнему толком не занимались этим. Мы вели себя неосторожно, пользуясь доверием наших информаторов и деньгами, которые нам жертвовали.

Раньше я мог серьезно поговорить обо всех этих проблемах только с Джулианом. Он знал о внутренних недостатках системы столько же, сколько и я. Однако большую часть своих переживаний я держал при себе. Мне не хотелось конфликтов.

Между тем я начал переписываться с Архитектором и Биргиттой, с Гербертом и с Харальдом Шуманом, журналистом из «Тагесшпигель». У чата, в котором мы вели напряженные дебаты, было очень подходящее название. Он назывался Mission First – «миссия номер один».

Было ясно, что WL развивается в неверном направлении и мы должны что-то изменить. Технической реконструкцией занялся Архитектор. Чем больше мы обсуждали наши проблемы, тем яснее становилось, что требуется все более обширная реконструкция. Журналист Харальд Шуман еще в Исландии допытывался, кто у нас принимает решения. Он не сдавался, занял место в «Министерстве новшеств» и не отставал от нас. Мы пытались изворачиваться. Мы избегали его, пытались переключить на другие темы. Потому что он точно угадал нашу проблему.

Мы старались отделаться от щекотливых вопросов, рассказывая о наших принципах: как, например, мы решили публиковать материалы в порядке их поступления и придерживаться нейтральной позиции. Была лишь одна проблема: с конца 2009 года мы уже не могли следовать этому принципу, потому что практически тонули в предоставляемых документах, и нам неизбежно приходилось выбирать.