Михаил Делягин - Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте ?

Сейчас в рамках конспирологической модели существуют три основных подхода, хорошо развитые и нашими российскими исследователями.

Прежде всего, это модель Девятова, основанная на функционировании так называемого «Фининтерна». Девятов дает очень мягкое описание ситуации. Он считает, что «Фининтерн» создал этот кризис для того, чтобы перекомпоновать нынешнюю финансово-экономическую систему и сместить центр ее силы в сторону Китая. Причем, по модели Девятова, это является заговором в основном группы Ротшильда и связанных с нею финансовых систем во взаимодействии с финансовой и политической элитой Китая. Это — одна модель.

Для нее есть много оснований. Если посмотреть, что Баффет делал, как он перекидывал именно в Китай свои многомиллиардные активы, если посмотреть, что Сорос делал, что делали другие крупные финансисты и финансовые спекулянты на рынках, что делают сейчас те же американские миллиардеры, когда вкладываются в юани, становится ясно, что к этому есть все основания.

Вторая модель — это так называемый классический заговор «мирового правительства». Как бы современное выражение очень древнего, масонского заговора. Здесь самый яркий представитель — Гавриил Харитонович Попов со своими статьями, где он открыто заявил, что мир движется к единому мировому правительству, к единой мировой валюте, к мировой полиции, к мировой армии и т. д. Кстати, кроме Попова, об этом также прямо говорит сейчас лидер Великобритании, да и Ангела Меркель практически такую же позицию занимает.

Третья модель рассматривает кризис как комплекс

мероприятий, направленных на спасение доллара. Сергей Кургинян дает весьма веское обоснование этой модели. Он пишет, что в то самое время, когда все считают, что доллар рушится и, соответственно, рушится вся американская модель экономики, на самом деле все происходит с точностью наоборот. Чем больше американцы кричат о том, что рушится доллар, тем более он укрепляется, и это будет продолжаться в течение ближайших лет. И кризис создан именно для этого.

То есть прежде всего при анализе кризиса надо выбрать: исходим мы из того, что это кризис рукотворный, или исходим из его нерукотворной природы.

Но в любом случае хотел бы поддержать мысль Михаила Геннадьевича о том, что, помимо кризиса экономического и финансового, в настоящее время в мире разворачивается кризис управления. Он связан с невозможностью переработки огромных объемов информации в связи с применением информационных технологий. Почему это так происходит?

Здесь опять, Михаил Геннадьевич, поддерживаю идею о том, что нельзя рассматривать кризис управления в отрыве от новой парадигмы человеческого развития, от биологизации человечества. Только я из этого делаю несколько неожиданный вывод о том, что кризис управления в настоящий момент во многом связан с тем, что биологически неспособные и нетворческие люди оказались у кормила власти не только в нашей стране, ноив мировом масштабе. Стали экономической и политической элитой и мира, и отдельных национальных образований.

Вот этот кризис управления, обусловленный неспособностью так называемой элиты перерабатывать огромные объемы информации, и порождает то, что человечество не способно выйти из кризиса и перспектив у него для этого очень мало.

Одновременно наблюдается соединение управленческого и биологизаторского фактора: кризис заключается и в том, что ядро политической элиты сейчас составляют «серые люди», которых мы условно можем назвать коррупционерами, которые способны только брать. Вторая часть этой политической элиты — мафиозные образования. Именно они являются активным и думающим ядром, которое способно организовать вокруг себя процессы получения сверхприбыли. Это я называю криминальной составляющей кризиса, о которой в докладе пока не сказано. Между тем откровенно криминальная составляющая кризиса налицо.

Сейчас много хороших книг вышло по экономическому кризису. Неплохую книгу, кстати, Аганбегян написал, неплохая книга под редакцией Гайдара вышла. Экономисты очень хорошо его описали, но у них нет ни слова о криминальной составляющей. А ведь она же налицо.

Кризис начался с криминального взрыва ипотеки, с обвала криминальных американских банков, с ареста Мэдоффа, в определенном смысле, стержня всей финансовой системы США.

Так вот, это и есть пример того, что кризис управления соединен с биологическим фактором.

И еще — это кризис так называемой экономической элиты. Потому что, к большому сожалению, в мировой научной экономической элите преобладают не экономисты классические как таковые, а мошенники, просто мошенники, которые выдают себя за экономистов, а на самом деле являются мошенниками.

Мы все прекрасно знаем, что хедж-фонды создали люди, которые первоначально, еще в 1960-1970-х годах, разрабатывали математические модели для выигрышей в казино Лас-Вегаса.

Это одна и та же команда была. Во многих американских работах это все описано.

В моем понимании, если мы это здесь не обозначим и не попытаемся это анализировать, а будем действовать только чисто экономическими и философскими категориями, без анализа исключительно значимой криминальной составляющей, — мы к достижению истины не подойдем.

М.Г. Делягин:

— Спасибо. Прекрасная идея насчет криминальной составляющей. Но у меня возникли вопросы.

Первый — почему элиты стали неспособными управлять? Это же не случайно, это, наверное, проявление какой-то закономерности.

Второй вопрос в отношении статьи Сергея Ервандовича Кургиняна, которого я тоже очень люблю. Эта статья связана с углубленным изучением конкретных взаимодействий. Ее метод работает в точках бифуркации, качественного перехода, в которых, действительно, есть большая вероятность выбора, и в силу смены тенденций непонятно, куда пойдет развитие.

Однако, как правило, даже в таких точках реализуются только те взаимодействия, которые представляют собой способы реализации объективных закономерностей. Ведь если даже влиятельные люди мира составят заговор для того, чтобы солнце взошло на полчаса позже, оно все равно взойдет, когда ему положено.

Андрей Ильич Фурсов:

— Когда мы говорим о системном кризисе, у нас почему-то выпадает слово «капитализм». За последние двадцать лет это слово стало чем-то неприличным. У нас предпочитают говорить об индустриальном обществе и постиндустриальном, о современном обществе, об обществе модерна, а вот о капиталистическом обществе говорить как-то стесняются. Толи из-за ассоциаций с марксизмом, то ли по каким-то иным причинам. А вот серьезные люди на Западе не стеснялись и не стесняются говорить именно о капитализме.