Дмитрий Губин - Налог на Родину. Очерки тучных времен

Пункт третий (и, пожалуй, самый главный). История с фильмом Невзорова – это история того, что случается с телевидением, когда оно выходит замуж за рейтинг. Я действительно думаю, что этот проект был личной идеей Константина Эрнста. Не только потому, что Эрнст и Невзоров, как мне говорили, дружны; тут, скорее, сыграло эрнстовское умение почувствовать потенциал сочетания масонских тайн с говорящими собачками, то есть, тьфу, лошадками (масонство – какой простор! От Суворова и Карамзина до Грибоедова и Пушкина!). Другое дело, я не могу поверить, что Эрнсту невзоровская киностряпня – ведь этот ряженый драмкружок ДК 1-й Пятилетки, не имеющий шанса дорасти до Пятилетки 2-й, – что она ему по вкусу. Я видел фильмы самого Эрнста. Они выписаны тонкими кисточками. Я помню, как Эрнст рассказывал о венецианском карнавале как о карнавале смерти – карнавале тлена и распада – так точно, так нежно, что вода венецианской лагуны увлажняла мое лицо вперемешку со слезами. Вряд ли ему нравится самоварное золото человека, проспавшего вообще все мировое кино, от Триера до Михалкова.

Но Эрнст не будет кормить своего зрителя «Антихристом» или «Догвиллем», потому что зритель Первого их не переварит. А будет кормить той затирухой, где тайны, тряпки, звезды, скандалы и бабки. А вкусы толпы он чувствует куда лучше меня – со времен «Старых песен о главном», так ярко выразивших подспудную (и, на мой вкус, постыдную) тоску по СССР. Да и сам Невзоров сказал в конце программы заветное – что ему неважен размер камня (понимай: качества фильма), каким он разбивает окно в учительской. Ему важно, что разлетелись стекла. Если плохо, но есть рейтинг – значит, хорошо.

И любовь к рейтингам крыть невозможно – как невозможно склеить разбитое окно. Не возражать же аналогией, что, скажем, в рейтинге младших школьников первое место заняли бы варенье с конфетами, а не чистка зубов, мытье шеи или арифметика, – но что если бы мы ориентировались на это, детки сидели бы вонючими, с гнилыми зубами, хотя и в шоколаде.

Впрочем, зрители так и сидят.

Недавно актер Девотченко объявил меня руконеподаваемым человеком. Мне сообщили друзья из Живого Журнала. Не то чтобы персонально мне влепил оплеуху, но по смыслу выходит именно так. Приходится разбираться

Блогосфера в России – это дацзыбао в сочетании со Стеной плача, то есть, по функции, то же самое, чем была в советской квартире кухня, а была она местом искреннего неподцензурного разговора. Порой, кстати, – завораживающе интересного.

Вот и в своем блоге актер Девотченко недавно обозначил важные утверждение, вопрос и уточнение.

Утверждение Девотченко (разделяемое многими, в том числе и мной) таково: нас не устраивает сегодняшняя Россия. Здесь правит не закон, а должность или кошелек, здесь не добиться справедливости, здесь унижена правда. Девотченко называет это «преступным, глубоко порочным и циничным режимом, установившимся в нашей стране 10 лет назад» (тут я не согласен. Я считаю, что режиму лет 600). Вопрос Девотченко таков: «А мы-то что можем сделать?.. Выйти на улицу, что ли?» А уточнение следующее: «Что могут делать люди, связавшие свои судьбы с искусством и культурой?»

То есть, говоря математическим языком, актер Девотченко создал систему уравнений с несколькими неизвестными для близкого ему (и мне) социального круга и, надо отдать должное, предложил решение.

Вот оно. Не участвовать в съемках шовинистских и просталинских программ; не участвовать в озвучке агиток власти; не участвовать в корпоративах «таких монстров, как ФСБ, МВД, ЛУКОЙЛ, ГАЗПРОМ и т. д.», «не давать интервью путинско-медведевским печатным СМИ», «не принимать участия в передачах лживых и тенденциозных телеканалов – Первого, „России“, НТВ, ТВЦ».

Всего у Девотченко восемь позиций, начинающихся с «не», подробности на aldevot.livejournal.com.

В своем манифесте Девотченко заявляет, что от выполнения восьми «не» никто не умрет с голоду, что заработать «люди культуры и искусства» могут и другим (честным) способом, но что вот деньги, полученные от перечисленных телеканалов, цитирую, «пахнут нечистотами тюремных камер, смрадом неухоженных больниц и приютов для бездомных, прогорклым дымом сгоревших памятников архитектуры… И потом омоновских сапог…».

После чего, собственно, мои друзья и стали интересоваться, как я себя чувствую в качестве руконеподаваемого человека, от которого несет дымом пепелищ и омоновскими сапогами. Ведь, помимо колонки в «Огоньке», я веду несколько телепрограмм, причем одна, «Временно доступен», выходит как раз на ТВЦентре, а другая, «Большая семья», – на «России».

Тут я мог бы, конечно, снисходительно похлопать по плечу Алексея Девотченко. Простить ему весь этот немножечко лубочный пафос. Но он, в конце концов, не писатель. Да и разместил он всего лишь личное обращение к собратьям по цеху – не принимать участия в делах системы… Имеет право, и в этом праве прав.

Или я мог бы не обращать на Девотченко внимания вообще, хотя бы потому, что моя позиция уязвима слабо, а его – уязвима легко. Дело в том, что я программы свои записываю на телекомпании АТВ – той самой, на которой делалось «Времечко». В этих программах я ни разу против убеждений не шел, напротив: пытал Александра Гордона, на кой черт он подписал письмо против Ходорковского, а Михаила Боярского – отчего он поддерживает газоскреб в Петербурге. Так что я отвечаю за вдохновение, а уж кому АТВ рукопись продаст – это компании видней, и отстаньте вы от Пушкина и от меня.

И вообще, в отличие от актера Девотченко, я не снимался в сериале про ментов, идея которого сводится к тому, что на ментах держится Россия (в то время как мой опыт давно заставляет меня при виде ментов спешно ретироваться).

Однако отвечать подобным образом мне не хочется. Потому что Алексей Девотченко, если судить по гамбургскому счету, прав.

Наша сегодняшняя страна, которая нас так пугает, которая так несправедлива и в которой нам не слишком уютно жить, создана нашими общими усилиями и мелкими предательствами, причем предательствами не ради жизненно потребных денег, а ради денег дополнительных, которые, нам мнилось, смогут обеспечить отдельно взятый комфорт – но которые оказались потрачены зря, потому что невозможен персональный комфорт среди общего дискомфорта.

То есть мы можем себя утешать, что сами по себе мы все профессионалы высокой пробы, к которым не может быть никаких претензий – но все равно чувствуем себя, как машинистка из полицейского участка, которая тоже вот печатала быстро, без ошибок, слепым десятипальцевым методом – однако ж расстрельные списки партизан.

И уж если по гамбургскому счету – а его Девотченко нам предлагает, – то в сегодняшней России вообще нельзя жить, из нее надо или бежать, как бежали миллионы (от Курбского до Чичваркина), или идти ради истины на муки, как шли сотни (от протопопа Аввакума до Ходорковского).