Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Однако необычным явлением, которое еще ждет своих тщательных исследователей, представляется именно функционирование рынка государственных предприятий, на котором весьма причудливо переплетаются государственная стратегия, государственный бюрократизм и железная логика коммерческого развития.

Еще более интересной сферой представляется взаимодействие этого внутригосударственного рынка с обычным, внегосударственным. На последнем действуют частные предприятия; государство же присутствует лишь как регулятор, а не непосредственно, через всех участников рынка (как это наблюдается на внутригосударственном рынке).

Принципиально важно, что при необходимости китайское государство совершенно не стесняется не просто организовывать рынок или выступать в качестве его стержня, как предписывает то стандартная экономическая теория, но и непосредственно заменять его собой и своими институтами. У многих его даже внешних и безупречно рыночных партнеров этот подход в силу его эффективности находит, несмотря на свою несовместимость с догмами либерализма, полное понимание, граничащее с восторгом, выражаемым не в обесцененных заявлениях, но в единственном для рынка критерии истины — непосредственной хозяйственной практике.

Так, в 1994 году был отменен двойной курс валютного обмена (ориентированный на сдерживание инфляции при стимулировании экспорта и иностранных инвестиций) и был фактически зафиксирован (хотя формально он был «плавающим под контролем государства» и колебался в пределах до 8,4 юаня за доллар) курс в 8,28 юаней за доллар. Это означало серьезную девальвацию юаня, подстегнувшую развитие экономики и ориентацию на экспорт.

После 2005 года, когда была проведена заметная ревальвация, курс юаня определяется Народным банком Китая, — формально исходя из соотношения 12 «реперных» валют (ежедневно, с изменением не более чем на 1 % в день), а реально исходя из потребностей китайской экономики. Более того: Народный банк осуществляет лишь оперативное управление курсом, а стратегические, принципиальные решения принимает институт, степень рыночности которого ярко характеризует его название — Валютная комиссия при ЦК КПК. Китайские коллеги стараются не упоминать о ней, чтобы не подчеркивать принципиальное отличие китайской экономики от остальных экономик мира и ее нерыночный характер, некоторыми из них все еще воспринимаемый как признак отсталости и вынужденное явление, которого стоит стыдиться, а некоторыми — как скрытое конкурентное преимущество, эффективность которого обратно пропорциональна его известности. Китаисты же стараются не демонстрировать пробелов в имеющейся у них информации и боятся ошибочно интерпретировать заведомо частичные данные, поэтому о том, что не кажется им вполне бесспорным, обычно просто умалчивают.

В результате один из ключевых инструментов регулирования китайской экономики, — и, соответственно, один из наиболее эффективных институтов такого рода в современном мире, — оказывается не то что недостаточно изученным, но и почти неизвестным широкой общественности.

Разумеется, Валютная комиссия при ЦК КПК действует не самостоятельно, не волюнтаристски, — отсутствие эшелонированной системы согласований и обсуждений противоречит самой сути китайской культуры.

Решения Валютной комиссии опираются на позицию специального «валютного комитета». В него, помимо ее членов, входят представители (формально главы и первые заместители, но на практике их непосредственное участие по сугубо административным причинам удается обеспечить, разумеется, далеко не всегда) всех органов государственного управления, имеющих отношение к валютному рынку (вплоть до статистического управления), крупнейших государственных банков и корпораций (включая CITIC Group — государственной корпорации, занимающейся покупкой и продажей иностранных активов). Кроме того, в этот комитет входят представители крупнейших частных китайских банков, действующих в особых территориях Китая или за его пределами: в Гонконге, Аомыне (Макао), Сингапуре, на Тайване, а в последние годы — и в Австралии.

Инвесторы не только Юго-Восточной Азии, но и всего мира, измученные обесценением и резкими колебаниями курсов основных мировых валют (не говоря о бесконечных слухах о разнообразных и не поддающихся корректировке проблемах эмитирующих их экономик), оказывают юаню все большее доверие.

Парадоксально, но административная система согласования и принятия решений на основе учета широкого круга информации и разнообразных интересов оказывается более привлекательной для субъектов рыночной экономики, чем не ограничиваемая ничем стихия глобальных валютных спекуляций.

Юань стал конвертируемым по текущим операциям не так уж и давно (Китай присоединился к ст. 8 Устава МВФ и заявил о введении конвертируемости юаня по текущим операциям 1 декабря 1996 года). Несмотря на всю мощь китайской экономики и все данные в последние годы обещания, переход к полной конвертируемости (то есть конвертируемости по капитальным операциям) на повестке дня пока не стоит (хотя еще в начале 2010-х это обещалось сделать «к 2015», то есть уже в 2014 году). Китайское руководство сознает, что это неприемлемо ослабит контроль государства за курсообразованием и сделает его заложником внешних, а со временем и внутренних спекулянтов.

Официальные заверения о стремлении китайских властей к достижению полной конвертируемости юаня [60]и расширении границ его колебаний носят не содержательный, но политический характер. Они призваны успокоить Запад и создать у него иллюзию интеграции Китая в мировой рынок на условиях создавших и контролирующих этот рынок развитых стран и выросшего до глобального уровня, но исходно их собственного бизнеса.

Китайское руководство может, конечно, через некоторое время после заявления о намерении сделать юань полностью конвертируемым, объявить о решении этой задачи и создать соответствующие институты. Однако за их фасадом, невидимые, неслышимые и, главное, не понятные для постороннего (и особенно западного) наблюдателя будут работать по-прежнему определяющие их реальное содержание механизмы государственного регулирования — подобно тому, как Валютная комиссия продолжает свою работу в рамках формально рыночного механизма установления обменного курса и свободной конвертации юаня по текущим операциям.

В условиях глобального экономического кризиса (когда Швейцария была вынуждена остановить укрепление своего франка введением максимального уровня его курса к евро, а власти Великобритании официально заявили о подготовке мер по ограничению притока и оттока спекулятивных капиталов в случае обострения кризиса зоны евро) такая перспектива выглядит вполне разумной, рациональной и естественной даже с точки зрения стандартов функционирования развитых западных экономик.