Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Роль этих двух структур как в китайской революции 1912 года, так и во всем последующем развитии Китая нуждается в тщательном исследовании и является отдельной, исключительно интересной темой, до сих пор, насколько можно понять, в должных объеме и глубине не нашедшей своих исследователей.

Когда в середине 2000-х годов влиятельная группа российских бизнесменов потеряла весьма существенные деньги, доверенные некоторым из гонконгских банкиров (причем последние даже не стали ждать второго транша), один из китайских коллег в утешение проинформировал представителей российской стороны, что гонконгские банкиры обманывали еще императрицу Цы Си. По этой версии, чтобы избежать ее гнева, они финансировали разнообразные протестные движения, тайные общества и военных феодалов, способствуя в конечном итоге революционному слому монархии в ходе буржуазной Синьхайской революции 1911–1912 годов.

Хотя, разумеется, данная параллель может быть не более чем аберрацией исторического зрения или способом успокоить слишком уж огорченных лаоваев.

Специфика китайского капитализма заключалась в том, что в огромной степени он «поднялся» на торговле опиумом, то есть на сознательном и последовательном уничтожении своего собственного народа. И то, что достававшаяся ему прибыль была существенно ниже прибылей организаторов этого чудовищного бизнеса, — например, британской королевской семьи, — ничуть не делало его роль менее разрушительной.

Уже это одно обуславливало как слабость положения китайской буржуазии, жаждущей свергнуть императорскую власть, но при этом совершенно беззащитной перед собственным народом, так и неминуемое ожесточение к ней со стороны этого народа: даже призрака «классового мира» по отношению к наркоторговцам и наркорантье, понятно, быть не могло.

Именно в силу чудовищного опиумного фундамента формирования капитализма в Китае, насколько можно судить, значительная часть китайской буржуазии стремилась защититься от народа грубой военной силой, вступая в рабские союзы с крайне некомфортными для нее в обычных ситуациях военными структурами, — от региональных властей периода ослабления центральной власти в 30-х годах, так называемых «милитаристов», являвшихся парадоксальной реинкарнацией феодалов эпохи раздробленности, до японских оккупантов.

Крайне интересна и по сей день мало изучена особая роль в рыхлой, клубящейся и постоянно переформирующейся заново коррумпированной китайской государственности такого явления, как «милитаристы». Эти группы военных, захватывавших и силой удерживавших власть над теми или иными территориями, часто действовали от имени центральных властей, на деле не подчиняясь им. По сути, это были пресловутые «полевые командиры», — длительное время властвовавшие, однако, над жизнью и смертью миллионов, а то и десятков миллионов людей.

Их отношения с центральными властями напоминало отношение западноевропейских «баронов-разбойников» к формирующимся абсолютистским монархиям. Многие ярчайшие события (вроде захвата «маленьким маршалом» Чжан Сюэляном в заложники не кого-нибудь, а самого Чан Кайши) сохранились в истории лишь благодаря влиянию этих событий на продвижение к власти Мао Цзэдуна и реакции на них Советского Союза. Вероятно, многие не менее выразительные эпизоды канули в Лету, так как не получили связи с последующей историей Китая.

Убийственный для народа характер развития китайского капитализма и острота порождаемых им противоречий позволяет лучше понять не только длительность и жестокость классовой борьбы в Китае, но и величие (насколько можно судить, во многом неосознанное) задачи обеспечения классового мира, впервые сформулированной Дэн Сяопином. Впрочем, в полной мере эта задача до сих пор так и остается не решенной: более того, несмотря на все усилия и локальные успехи, ее актуальность возрастает и постепенно становится зловещей.

4.3.2. Иностранный характер власти: лавирование Цы Си

Помимо слабости национального капитала и его объективной враждебности собственному народу, важной особенностью императорского Китая завершающего этапа его существования являлся иностранный характер существовавшей в нем власти.

Колониальный капитализм разрушал повседневную жизнь китайцев не только опиумом, но и наплывом дешевых фабричных товаров, буквально выжигавших местные ремесленные производства, а также изъятием крестьянских земель под железные дороги и промышленные объекты.

Это вызывало народный гнев против иностранных колонизаторов и иностранцев в целом (включая учивших покорности религиозных миссионеров), — однако не стоит забывать о том, что и правящая императорская династия Цин, маньчжурская по этническому составу, воспринималась китайцами как иноземная и оккупационная. Антиманьчжурские настроения, стремление восстановить собственно китайскую династию Мин были распространены исключительно широко, в том числе и среди крестьянства.

Ключевая задача маньчжурской династии в этой ситуации объективно состояла прежде всего в переключении нарастающей по мере роста производительных сил и национального самосознания освободительной борьбы китайского народа вовне, на «внешних» иностранцев: колонизаторов из Японии и Европы (включая, безусловно, и Россию), — чтобы отвлечь китайский народ от собственного иноземного характера.

Это удавалось до самого последнего момента существования империи, — в том числе и благодаря хронически недооцениваемому историками политическому мастерству Цы Си.

Пример 3

Цы Си: бесплодность мастерства интриг

Представляющие ее простым продуктом разложения отжившей и одряхлевшей косной феодально-сословной системы, насколько можно судить, находятся в плену политической пропаганды — исторически столь же обусловленной, сколь и необъективной.

Поднявшись с уровня наложницы низшего (пятого) разряда (что само по себе было редким для дочери маньчжурского мандарина: маньчжурские императоры предпочитали брать в наложницы китаянок, считая их более изысканными) до регентши при двух малолетних императорах, а затем и положения вдовствующей императрицы, сосредоточившей в своих руках всю возможную в то время полноту власти в Поднебесной, она была, безусловно, мастером (а то и гением) дворцовой и политической интриги. Придя к власти в 1861 году, в возрасте 26 лет, она уже не выпускала ее из рук до самой своей смерти в 1908 году, правя великой империей почти половину столетия (для сравнения: королева Виктория, давшая название эпохе истории Великобритании, находилась на престоле с 1837 по 1901 годы).

Вынужденная лавировать между разнообразными дворцовыми и политическими группировками, привлекать на свою сторону завтрашних врагов и беспощадно расставаться с утратившими силу союзниками, она являла собой пример всепоглощающей воли к власти. Эта железная воля сочеталась с обычным для такого рода режимов полнейшим равнодушием к судьбе и жизни своей страны. Народ же, которым она управляла, строго говоря, был для нее чужим, — причем не только с социальной, но и с культурно-национальной точки зрения.