Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Принципиально важно, что, общаясь в ходе своей миссии и с Чан Кайши, и с Мао Цзэдуном, Маршалл как истинный демократ и честный человек не мог не сопоставить отвратительную обстановку коррупции и разложения, царившей в окружении первого, с простотой и скромностью второго. Мао Цзэдун очаровал Маршалла, как ранее Чарльза Сноу и некоторых других западных либералов, аскетизмом [78]своего штаба, искренностью поведения, внешне товарищеским отношением между выше — и нижестоящими, отсутствием чванства, хамства и лицемерия.

Мао Цзэдун сумел убедить будущего госсекретаря США в том, что является не коммунистом, стремящимся искоренить частную собственность и эксплуатацию человека человеком, а обычным буржуазным демократом и патриотом, не приемлющим коррупции, жаждущим освобождения Китая от оков многочисленных феодальных пережитков, умеренной аграрной реформы и вдобавок являвшимся значительно более последовательным, чем Чан Кайши, врагом Японии в только что закончившейся войне.

В результате Маршалл, опираясь на авторитет США, попросту не позволил Чан Кайши уничтожить Коммунистическую партию Китая военными силами. Выиграв время, Мао Цзэдун сумел восстановить и отмобилизовать армию. (По ряду оценок [79], решающую роль в этом сыграли десятки тысяч японских военнопленных, переданных Советским Союзом в качестве инструкторов, медиков, технических специалистов, особенно в авиации, — надо понимать, что основу вооружения коммунистов составляла трофейная японская техника; некоторые из японских военнопленных даже принимали непосредственное участие в боевых действиях против гоминьдана).

В сочетании с прекращением американской поддержки гоминьдана это привело к перелому в противостоянии между коммунистами и националистами. Колеблющиеся элементы, в первую очередь огромное количество «двойных агентов» в руководстве гоминьдана, прекрасно разбиравшихся в стратегической обстановке и имевших свежую информацию, стремительно переориентировались на служение интересам Мао Цзэдуна и обеспечили ему целый ряд военных успехов.

Ситуация была усугублена множеством грубых ошибок, допущенных руководством гоминьдана в силу его полного равнодушия к судьбе китайского народа и обуявшего его и почти ничем не сдерживаемого стремления к личному обогащению, диктовавшего даже решения стратегической значимости.

Прежде всего, значительная часть армии после завершения войны с Японией была демобилизована. Огромной части снявших шинели солдат некуда было идти, у них не было средств к существованию и никаких представлений о том, как их добыть: по сути, они были выброшены на улицу, часто далеко от своих деревень, а часто — в ситуации, когда их семьи погибли, а хозяйства были полностью уничтожены.

Руководство гоминьдана не удосужилось даже задуматься о судьбе этих огромных человеческих масс, — и их значительная часть в поисках элементарного пропитания влилась в ряды коммунистической армии.

Существенно, что, не желая прилагать усилия для привлечения масс населения на свою сторону (так как это требовало сокращения спекуляций и направления на эти цели части богатств, в том числе и личных богатств руководителей), гоминьдан концентрировал свои силы на удержании крупных городов и транспортных узлов. Это позволяло минимизировать издержки при максимальном контроле за финансовой и в целом хозяйственной деятельностью, что позволяло обогащаться наиболее эффективно, — но было абсолютно проигрышной стратегией ведения войны.

Коммунистические отряды беспрепятственно передвигались по сельской местности, расширяли свою людскую и материальную базу, а при необходимости блокировали части гоминьдана в городах, перерезая транспортные артерии и добиваясь их капитуляции.

Одним из самых чудовищных эпизодов гражданской войны стала блокада «города вечной весны» Чаньчуня, который был практически выморен голодом (за пять месяцев осады численность гражданских сократилась с 500 до 170 тыс. чел. [80]; даже официальные источники КНР признают 120 тыс. умерших от голода мирных жителей). Аналогичная практика была применена еще в отношении нескольких городов.

Стремясь обуздать послевоенную, вполне естественную в условиях хозяйственной разрухи гиперинфляцию, правительство Чан Кайши, — вероятно, копируя действия Рузвельта в условиях Великой депрессии, — в августе 1948 года запретило гражданам владеть золотом, серебром и иностранной валютой.

Все ценности были принудительно обменены на так называемые «золотые сертификаты», однако в силу отсутствия должного контроля за их оборотом и нежелания обеспечивать финансовую стабильность в ущерб личным коррупционным интересам эти сертификаты полностью обесценились менее чем через год.

Результатом стала практически полная утрата режимом Чан Кайши своей социальной базы: ограбив именно обеспеченную часть китайского общества (по принципу «ничего личного — только бизнес»: у остальных грабить было нечего), он лишился сколь бы то ни было значимой поддержки в стране.

Массовое недовольство и решительный отказ защищать откровенно воровской режим гоминьдана привел к стремительному переходу Китая под контроль коммунистов. Пекин был без боя взят войсками Мао Цзэдуна 31 января 1949 года, хотя до самого конца сентября он со штабом находился на его окраине, в Западных горах (Сишань). Лишь когда огромный город был окончательно «зачищен», а риск антикоммунистических выступлений полностью устранен, Мао Цзэдун вошел в столицу и провозгласил создание нового Китая.

Этот день — 1 октября 1949 года — является главным праздником Китайской Народной Республики, датой ее основания.

В декабре того же года войска гоминьдана под руководством Чан Кайши вместе с беженцами (всего около 2 млн. чел.) и огромными богатствами эвакуировались на Тайвань (недавнюю японскую Формозу), население которого составляло 6 млн. чел. Судьба гоминьдана казалась предрешенной, так как разъяренный недееспособностью и продажностью режима Чан Кайши и чувствующий себя обманутым Мао Цзэдуном Трумэн объявил о невмешательстве во внутреннюю политику Китая.

Однако ситуацию в корне изменила война в Северной Корее.

Эта война была начата по настоятельным требованиям Мао Цзэдуна, стремившегося укрепить свое международное влияние (и вернуть Корею в традиционную сферу влияния Китая). Сталин, долго отказывавший Мао, дал на нее согласие перед лицом нарастания реальной угрозы нападения почти всемогущих тогда США на не оправившийся от войны Советский Союз: Корейская война стала способом «перемолоть» их наступательный потенциал и политическую волю к мировому господству в относительно малом конфликте и на чужой территории.