Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Приобретенные ими навыки, устремления и представления объективно нуждались в укоренении в китайской почве: в противном случае КПК была бы отторгнута народом как чужеродная сила и бесславно погибла бы.

Великая и совершенно не оцененная до сих пор заслуга Мао Цзэдуна заключается в решении этой исторической задачи: приспособления советского опыта и советской теории к тысячелетней китайской культуре.

Не стоит обольщаться: он действовал эгоистически и практически, стремясь к власти и вряд ли замечая что-либо кроме этой цели, — но он в полной мере выполнил труднейшую работу, необходимую для ее достижения.

Коммунистическая партия добилась власти в борьбе отнюдь не с японцами, [81]но с националистами, — и для победы над ними Мао Цзэдун должен был, формально оставаясь коммунистом, стать большим националистом, чем сам Чан Кайши: только при этом условии коррумпированность и спекулятивный характер режима Чана могли сыграть свою негативную роль.

Решение этой задачи и привело Мао Цзэдуна к власти.

Другая фундаментальная, базовая причина его победы — разработанная, может быть, и не им, [82]но совершенно точно им внедренная в масштабах сначала его армии, а затем и всего государства, исключительно жестокая технология системного «промывания мозгов», если пользоваться американским сленгом времен Корейской и Вьетнамской войн. [83]

Нуждаясь в стойких солдатах, готовых без рассуждения выполнить любой приказ и с легкостью идти на верную смерть, а также в преданных политических сторонниках, в принципе не способных задуматься о смысле, значении и последствиях безоговорочно выполняемых ими указаний, Мао Цзэдун создал и запустил масштабный конвейер переработки личностей.

Этот конвейер, эффективно работавший на всей контролируемой Мао территории, представляется уникальным и предельно бесчеловечным методом социальной инженерии, оставившим далеко позади и советский, и даже немецкий и американский опыт, [84]— при том, что создан был значительно раньше них.

Пример 5

Массовое хаотическое насилие как способ переработки личности

Впервые Мао Цзэдун опьянился массовым насилием, насколько можно судить по его обрывочным воспоминаниям и, главным образом, по его пространным докладам, во время крестьянского восстания в родной Хунани в 1926 году, сопровождавшегося исключительными зверствами. «Для исправления зла нужна решимость переходить границы разумного», — записал он тогда. «Избыток жестокости… необходим». [85]

Массовые пытки по итогам инспирированных им же самим доносов применялись им для захвата власти еще на раннем этапе.

Однако первым массовым опытом не уничтожения политических и административных конкурентов и не «чистки» от потенциально опасных элементов, а применения технологии «промывки мозгов», выражаясь современным языком — формирования сознания — представляется сегодня кампания борьбы с полностью выдуманным «союзом антибольшевиков», развернувшаяся с конца 1930 года в Жуйцзиньской базе, на территории первой Советской республики, и продолжавшаяся до 1935 года, когда Красная армия покинула ее, уходя под давлением гоминьдана в Великий поход.

Репрессии приобрели характер эпидемии, так как арестованных (часто по случайному доносу) людей терзали до тех пор, пока они не оговаривали как можно больше своих товарищей, — после чего начинали пытать каждого из них.

Жуйцзиньская база включала большие части провинций Цзянси и Фуцзянь; за несколько лет ее существования население этих провинций уменьшилось примерно на одну пятую. Оценку западных специалистов в 700 тыс. чел., погибших на этой базе менее чем за 4 года от террора (включая доведенных до самоубийство) и непосильного труда, можно считать преувеличенной, однако в 1983 году, после устранения от власти сторонников Мао, разоблачения «культурной революции» и разгрома «банды четырех», «мучениками революции» было вполне официально объявлены 238 тысяч 844 человека, погибшие в это время только в Цзянси, — при том, что лишь совершенно незначительная их часть пала в ходе военных действий. Это представляется признанием масштаба тогдашний репрессий, организованных на государственном уровне. [86]

Прошедшие эту адскую «школу» были, как правило, стойкими, преданными, не способными сомневаться, готовыми на любые жертвы, мучения и лишения ради того, чтобы сохранить доверие и уважение тех, кого они считали своими товарищами.

Следующим качественным этапом массового «переформатирования сознания» при помощи репрессий и изощренного психического воздействия стали кампании по «исправлению стиля» («чжэнфэн»), четыре волны которых были проведены в 1941–1945 годах в занятом коммунистами Особом районе Китая в провинции Юннань. Их объектом были руководители контролируемых КПК районов всех уровней, а целью было обеспечение власти КПК и, в первую очередь, создание абсолютного авторитета Мао Цзэдуна в среде китайских руководителей.

Террор сочетался с массовыми собраниями, на которых массы приходили в неистовство, а подвергшиеся нападками должны были публично проводить сеансы самоанализа и каяться, «выворачивая себя наизнанку».

Высшей точкой применения данных методов стала «культурная революция», соединившая массовую «промывку мозгов» с другой социальной технологией, связанной с именем Мао Цзэдуна, — погружением в хаос, лишением как отдельных людей, так и общества в целом сколь-нибудь внятных общественных и моральных ориентиров.

«Погружение в хаос» опишем дальше, а пока зафиксируем, что «культурная революция» оказалась настолько разрушительной и в социально-экономическом, и в политическом, и в моральном смысле, что следующих подобных кампаний уже не было.

Мао Цзэдун поддерживал свою власть, преимущественно при помощи удержания своих соратников в состоянии полной неопределенности, [87]— в значительной степени и потому, что сознание их уже было достаточно «промыто»: выжившие в многочисленных многоэтапных чистках люди во многом утрачивали способность самостоятельно и критично оценивать даже свою собственную жизнь.

Даже собственный личный опыт заменялся в сознании подвергшихся «проработке» частью ложными, «наведенными» воспоминаниями (о никогда не происходивших в действительности событиях, либо событиях, которые происходили, но не с ними), а частью жесткими, не подлежащими осознанию и оценке, догматическими шаблонами, превращенными из идеологических установок в условные рефлексы.

Ключевым элементом «промывки мозгов» являлся запуск механизма саморазрушения личности, в котором человек чувствовал себя виноватым перед коллективом, мучительно копался в своих действиях и, что особенно важно, мыслях, искренне пытаясь найти свою вину. Будучи не в состоянии сделать это, он жаждал, как высшей милости, конкретизации своего греха и указания на конкретные действия, при помощи которых он мог бы исправиться. Это сопровождалось формированием устойчивого чувства собственной порочности и неполноценности; «комплекс вины», особенно неопределенной, доводил людей до исступления и ставил на грань помешательства, а достаточно часто — и за эту грань.