Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

При всем своем перевоплощении — та же испытующая настороженность во взгляде. И, как всегда, он — в окружении своих верных телохранителей. Человек пять вооруженных парней в камуфляжной форме бдительно наблюдали за мной во время разговора, не давая особо приближаться к своему командиру. Или уже к шефу?

Басаев, конечно, понимал, какое впечатление он производит и явно получал от этого удовольствие. Держался просто, отвечал охотно.

— Скажите, сколько русских военнослужащих, по вашим данным, оказалось в заложниках, находится в чеченском в плену? 400 человек освободили, насколько мне известно, в прошлом году. Какая судьба ждет остальных?

— Заложников у нас нет. Пленные есть. Много. Но почему только о русских спрашиваете? Вот вы националист какой. Башкиры, татары, киргизы тоже воевали. До них сейчас дела нет?

— Конечно, я имел в виду всех россиян. Так сколько же их все-таки у вас в плену? Хотя бы примерно…

— А сколько чеченцев по тюрьмам, концлагерям России гниет?

— Не знаю. Назовите сами цифру.

— Полторы тысячи без вести пропавших… И несколько тысяч безвинных томятся в плену. Вот их освободят, тогда поговорим, сколько ваших…

(Одного российского пленного — капитана, он был схвачен во время августовских боев в Грозном, в день нашего разговора чеченцы отдали представительству России в Чечне. В Москву офицер возвращался вместе снами. По некоторым соображениям имя и фамилию капитана я не могу сообщить).

— А что вы можете сказать о судьбе тележурналистов ОРТ — о Романе Перевезенцеве и Владиславе Тибелиусе, которые исчезли 19 января на трассе Ростов-Баку? Они на белой «Ниве» ехали в тот день в Назрань…

— Мне о них ничего не известно. Некоторые меры частным образом по их розыску мы предприняли. Но на данный момент никаких результатов.

— Хотя бы есть известия, что они живы?

— Есть такие известия. У меня есть еще информация, что после 19 января некоторые люди видели их в машине с одним человеком. Я не могу пока этого человека найти… Но все-таки журналистов было двое, а не один. И 20 января, по моим данным, они не были в заточении…

— Правда ли (такие сообщения публиковались), что вы хотите приехать в Буденновск?

— Я туда приеду…

— Чтобы попросить прощение у людей? Как вы эту поездку себе представляете?

— (После паузы) Пока об этом мы только разговариваем, предполагаем. Но я хочу, чтобы у нас установились дружеские, братские отношения. Буденновцы нас еще тогда поняли, еще тогда простили. Мы еще тогда просили о прощении, когда уходили из больницы. И когда здесь расставались с оставшимися… Главная моя цель, чтобы такие трагедии больше не повторялись. Надо установить более точные, более близкие отношения, чтобы всемирно способствовать делу закрепления мира.

— Вы приедете в Буденновск с оружием?

— Зачем с оружием?! Один раз с оружием приезжал — хватит!

— Что вы собираетесь делать вот сейчас, уже в мирной жизни?

— Вот сейчас я собираюсь послушать концерт, а приходится давать интервью…

— Ну это не самое плохое дело. А дальше? Работать, служить в чеченской армии, воевать, заниматься политикой?

— Время покажет…

— На следующих президентских выборах в Чечне вы будете вновь выставлять свою кандидатуру?

— Это тоже время покажет. До предстоящих выборов у меня пять лет в запасе. Хватит, чтобы подумать.

— Скажите несколько слов о вашей личной жизни. Об этом мало известно.

— Нормально все. Жена, сын, дочь, отец, мать, два брата, сестра. Две кошки, собака. Одну собаку русские подстрелили. А кота зовут Васькой.

— А где сейчас живете, где будете жить?

— В городе живу. В Грозном.

— Во Дворце культуры «Химик», где приводилась инаугурация Аслана Масхадова, начинался концерт художественной самодеятельности. Первый после закончившейся войны. На него и торопился Басаев. В Чечне — новая жизнь, о которой многие уже здесь забыли и от которой отвыкли».

Гости из-за уважения не перебивали ветерана. Заметно было, что он устал.

Сын незаметно перехватил инициативу у отца.

— Батя, я ненавижу бандитов за то, что отрезали уши и половые органы у агонизирующих солдат, выкалывали им глаза, насиловали израненного, истекающего кровью мальчишку… Или та же послевоенная хроника терактов. 700 взрывов прозвучало только в девяносто шестом году. Как нам, милиции, относится к этому? И он стал беспечно перечислять теракты:

В апреле 1996 года водитель одного из московских автобусов обнаружил под поворотным кругом бомбу.

Через пятнадцать дней в Москве сработало взрывное устройство на станции метро «Тульская».

28 июня 1996 года взорван рейсовый автобус в Нальчике. Пять человек скончалось, двадцать три получили ранения.

11 июля 1996 года взорван троллейбус на Страстном бульваре в Москве.

На следующий день от взрыва в троллейбусе на проспекте Мира в Москве пострадало двадцать семь пассажиров.

20 июля 1996 года найдена бомба на железнодорожном вокзале в Воронеже.

28 июля — на железнодорожном вокзале в Смоленске.

2 августа 1996 года проводником поезда Астрахань-Волгоград обнаружена канистра с взрывчаткой. Через десять дней Астраханский поезд был взорван.

19 декабря 1996 года прогремел взрыв в петербургской подземке.

23 апреля 1997 года сработавшее на Армавирском железнодорожном вокзале взрывное устройство унесло жизни двух человек, одиннадцать граждан ранено.

28 апреля 1997 года прогремел взрыв на железнодорожном вокзале в Пятигорске. Двое погибло, десятки человек ранены.

Люди гибли. Власти бессильны. Террористы нет. В миграционной службе России было зарегистрировано пятьдесят пять тысяч беженцев из Чечни. Предположительно в ходе военных действий пострадали около ста сорока тысяч человек. Захват и убийство заложников. И не только русских. Зверство к чеченцам проявляли и федеральные бойцы. Это уже доказано.»

Чеченцам, попавшим в руки российских военных, амнистия вряд ли помогала. Вот какое откровение, как пояснил Игорь друзьям, допустила в «Известиях» «Обмен или обман?» журналист Ирина Дементьева:

«Там, в Ханкале, у штаба такой большой белый камень лежал. Я села на него и говорю им: арестуйте меня! Арестуйте меня, я некуда отсюда не уйду. Арестуйте меня, может быть так я увижусь с братом.

(Из рассказа Мадины Маговадовой).

9 января 1995 года два ее брата бежали из Грозного из-под бомбежки. Близ центра их остановили российские военные. Старшего (Маговадов Мовлад, 44 года, окончил два института, до войны работал директором винзавода в Гудермесе) тут же расстреляли. Младшему, Шамсе, прострелили в двух местах, выше и ниже колена, левую ногу и, как позже выяснилось, отправили его в фильтрационный пункт в Моздок. Мадина съездила в Моздок, и ей повезло: через «одного хорошего человека» она получила свидание с братом. Ее вывели его на площадку вагона, где содержались заключенные чеченцы, и им удалось перекинуться несколькими словами. Однако, когда пришла на следующее свидание, ей сказали, что Шамсу в машине-автозаке увезли в Пятигорск, в знаменитую тюрьму «Белая Лебедь». В Пятигорске Мадина выяснила, что брата перевели во Владикавказ. Через работниц правоохранительных органов, русских, удалось узнать, что брат в числе пятнадцати «боевиков» осужден закрытым судом к четырнадцати годам лишение свободы. «Тюремная почта», записки, телеграммы, данные, полученные от работников МВД, заставили ее больше месяца просидеть перед воротами Ставропольской тюрьмы… Безрезультатно.