Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

Муж проспался, протрезвел, увидел осиротевшие брачные постели, закрыл на замок все окна и двери и строго напомнил оставшимся, что браки совершаются на небесах. Жены перепугались, сняли с хозяина сапоги и уложили в теплую постель, заверив его в своей любви и преданности. Однако только чеченка пыталась выскользнуть через дымовую трубу, да ничего у нее не вышло.

Для справки. Примерно двести лет Индия входила в состав единой и неделимой Британской империи. Ангола — в состав Португалии. Болгария — в состав Османской империи. Алжир — в состав Франции…»

— Игорь, кстати, главный редактор журнала «Наше время» известный журналист «Комсомолки» Александр Пумпянский, — неожиданно вспомнив о репортере, сказала жена.

— Для твоего сведения: член редколлегии журнала Николай Решетняк, наш батайчанин, собкор в ЮАР, выпускник факультета журналистики ростовского госуниверси-тета, — заметил Москаленко.

Из эфира вскоре была выдана обширной порцией целая серия репортажей популярного московского журнала. Поэль Карп высказал мысль вслух о власти:

«У нынешней Российской демократии есть верный признак, отличающий ее от всякой другой. Это стражи порядка в масках. На них натыкаешься на каждом шагу. Не так давно человек в камуфляже и в маске объявил по телевидению, что в Грозном мирных жителей не осталось, что там одни «боевики». Несколько минут спустя по тому же телевизору показали русских старух в развалинах Грозного. Стражи порядка в масках укладывали людей лицом в снег или лицом в пол, прежде чем разбираться, кто прав, кто подлежит задержанию…

Самая заметная маска-маска реформы… Кругом разные партии и движения, но программы их неразличимы, все за богатую Россию, за социальную справедливость, за народ, за демократию, за лучшее будущее.

… Сергей Ковалев придал власти благопристойный вид. Его разоблачения бесправия в тюрьмах и армии, да и и дудаевской Чечне побуждали думать, что назначившие его уполномоченным по правам человека обеспокоены бесправием. Правда, Ковалев, едва обнаружив, что это не так, что в Чечне началась бойня, как честный человек, рискуя собственной жизнью, заговорил о бесправии, чинимом властью, его назначившей. Но много ли честных людей, готовых рисковать жизнью, чтобы не потерять доброе имя?

… Москва глуха к покоренным царской и советской властями народам, нередко, как чеченский, подвергнутым даже геноциду.

… И нужна ли таковая демократия? Или просто не хочется признать, что от империи России надо отказаться не только ради покоренных некогда народов, но прежде всего ради русского, на котором империя повисла бременем, несовместимым с демократией?

… Сергей Шахрай почти одновременно с Жириновским отказал народам России в праве на самоопределение, предложив делить Россию на губернии, упраздняя национальные республики. Карьера Шахрая не зря началась с той же должности, с какой началась карьера Сталина, с должности наркома, то бишь теперь министра по делам национальностей. Сталин тоже не давал излишней воли национальностям и не случайно противопоставил ленинскому проекту Советского Союза свой проект «автономизации», то есть превращения даже и «союзных» республик в чисто номинальные автономии. Он строил унитарное, жестко централизованное государство, в котором вертикаль спускалась сверху, а местные власти присматривав ли за исполнением верховных повелителей.

Но стремясь к унитарности, он для виду все же сохранил федеративность. Он со временем даже сообразил, что и против ленинского проекта бунтовал зря, ведь и ленинский проект позволил при формальной свободе республики, вплоть до права на выход, фактически сделать государство унитарным…

Шахрай как маска Жириновского… Не без ведома Ельцина возобладала позиция Шахрая. В Чечне она развязала войну, ныне она расширилась и на Ингушетию и уже задевала Дагестан. Егоров и силовые министры лишь развили начинания Шахрая, и, бросая им справедливые обвинения, странно забывать главного идеолога событий. Странно уже потому, что силовые ведомства почти отбро-сили маски и, не стыдясь тождества с советскими насильниками, широко пользуются их лексикой, их вина на по верхности. А Шахрай еще ходил в демократах, хотя под демократическим прикрытием провел программу, которую с первых выстрелов под держал Жириновский…»

— Маски используют в ходе политического маскарада, — усмехнулся Игорь.

— Жизнь нашу превратили в шоу, — подтвердила его мысли Наташа.

— Кто же следующий маскировщик политических дел? — поинтересовался Игорь.

И ему ответил Поэль Карп:

«Маска для президента… Говорят, и сам президент у нас — маска, за которой прежде будто бы скрывался не то Бурбулис, не то Полторанин, а затем генерал Коржаков. Но все равно ведь президент защищал не свои интересы, а интересы номенклатуры, жаждущей, закрепив за собой, по Чубайсу, дополнительные доходы, по-прежнему распоряжаться хозяйством, за непродуктивность которого в государственной упряжке расплачивались рядовые граждане.

Однако президент не просто, как другие, носит избранную маску, но ловко маски менял. Если именем Гай-дара заверяли в продолжении реформ, которые начались; именем Чубайса — в продолжении приватизации, до которой не дошло, именем Черномырдина — в трезвости, недостаток которой обнаруживали у президента, то сам Борис Николаевич как одаренный политик, выдвигая вперед то одного, то другого из челяди, менял свои маски и по ситуации сменял свою политическую позицию от Самирова к Гайдару, от Гайдара к Черномырдину, от Черномырдина к Шахраю, от Шахрая к Жириновскому.

Можно гадать, последовал ли за Жириновским Зюганов или сразу Стерлигов и Баркашов. Но важно, что Ельцин никогда не отождествлял себя всецело с одной маской, одной партией. Он умело перенимал, казалось бы, чуждую ему еще вчера политику, чужие аргументы, выступая и в виде харизматичного вождя, и под видом наименьшего зла в сложившихся обстоятельствах. То есть не просто следует склонностям, а, учитывая расклад политических сил, неторопливо двигался к желанным целям… Эта неторопливость давала время разглядеть скольжение президента и отстоять гарантии демократии. Но этого паши реформаторы не делали, наперед отождествив демократию с неведомыми намерениями Ельцина. Вот их и повергла в растерянность вторжение в Чечню, неожиданно представившее президента в натуре…

… Впрочем, еще в ноябре 1991 года, когда Ельцин вызнал симпатии всей демократической России, Александр Невзоров говорил: «Я глубоко убежден: Борис Николаевич в моем понимании — «наш»… Он уйдет от них, потому что никакой он не демократ. Этот человек ничего общего с демократией не имел, не имеет и иметь не будет. А еще до этого Невзоров едва ли не первым у нас воспел стражей порядка в масках…