Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

Чтобы попасть в традиционную деревню с ботангами, нужно сначала лететь на небольшом самолете в сторону индонезийской границы, а затем еще несколько часов плыть на лодке.

Внешне ботанг напоминает обыкновенное общежитие, где каждая семья живет в своей комнате. Однако в реальности даже живущие в ботангах даяки уже испорчены цивилизацией.

Внешней экзотики вроде бы вдоволь— например, в каждом доме на почетном месте возвышается груда черепов, добытых в боях предками; руки местных женщин покрыты татуировкой, а мочки ушей под тяжестью массивных украшений вытянуты до груди.

Однако эта самобытность не мешает даякам успешно жить в современном мире. Туристам предлагают за энную сумму в твердой валюте организовать «настоящий деревенский праздник».

В каждой комнате «длинного дома» есть телевизоры и CD-плееры. Есть в традиционных деревнях и школы— на занятия ученики приходят босиком, зато обучение частично ведется на английском.

В каждом даякском поселении есть и церковь, построенная вездесущими протестантскими миссионерами. А вот кладбища в традиционных деревнях по-прежнему языческие: на могиле водружается статуя «волшебной птицы», помогающей умершему в загробной жизни.

В таких развращенных туристами деревнях можно найти проводника, который отведет вас в племя охотников-собирателей, которые еще не встречали «белого человека». Для этого, правда, придется вновь арендовать лодку и еще часов десять плыть по реке.

Следы современной цивилизации во время такого путешествия встречаются нечасто. Лишь на расстоянии приблизительно ста километров друг от друга попадаются так называемые «поселки» лесорубов.

Такие поселения представляют собой несколько вагончиков, где живут рабочие. Здесь имеется магазин, который одновременно служит и пунктом скупки дичи.

Как правило, аборигенов не интересуют деньги — они попросту меняют охотничьи трофеи на полюбившиеся им товары. Впрочем, среди обитателей таких поселений коренных жителей не встретишь. И лесорубы, и хозяева магазина — малазийские китайцы.

Деревня охотников-собирателей на поверку оказалась обычным бараком. Увидев меня, толпы людей, одетых в набедренные повязки, бросились врассыпную. Положение спас энергичный мужчина в шортах и с часами на руке.

«Добро пожаловать! Меня зовут Абдулла, я староста этой деревни. Не обижайтесь на моих земляков, они еще никогда не видели европейца и должны к вам привыкнуть», — на вполне приличном английском говорит абориген.

Как объясняет Абдулла, его отец по национальности малаец, а мать из племени кочевников. Староста деревни родился в городе, учился в школе. Узнав, что его гость из России, Абдулла не преминул похвастаться своими познаниями о нашей стране: «Там всегда холодно, а люди, как и в Америке, говорят по-английски».

Правительство послало Абдуллу «присматривать за кочевниками» именно благодаря его образованности. «Еще семь лет назад это племя кочевало по джунглям. Но потом правительство построило для них этот дом и убедило жить оседло. Мне предложили место старосты в новой деревне. Я приехал сюда, обжился, женился на дочери вождя племени», — рассказывает Абдулла.

Староста должен следить за тем, чтобы аборигены отправляли своих детей в школы-интернаты и убеждать их заниматься не только охотой и собирательством, но и земледелием. Увы, пока успехи более чем скромны: ни один ребенок так и не поехал учиться в школу. «У меня не получается объяснить людям, что такое школа, и они не хотят отпускать своих детей», — жалуется Абдулла.

Попытки приобщить кочевников к земледелию тоже окончились крахом. Староста заставил людей посадить рис, но не смог убедить их следить за ним — поэтому весь урожай пропал.

Охота по-прежнему остается главным занятием аборигенов. На краю деревни стоит деревянный идол, к которому обязательно должны подойти перед походом охотники и попросить у него удачи. В основном аборигены охотятся на кабанов. Правительство запрещает им иметь ружья, поэтому главными орудиями охотников являются копья и. собаки. Четвероногие помошники людей отслеживают зверя и впиваются зубами ему в ногу. Задача же аборигенов— подбежать к жертве и добить ее копьями.

Собирательство — не менее важное занятие, чем охота. С утра местные женщины отправляются в джунгли на поиски плодов. В основном они собирают дикие бананы, потом их обжаривают на костре, и получается блюдо, напоминающее по вкусу обычную печеную картошку. В джунглях можно найти и дикорастущий табак. Кстати, аборигены— заядлые курильщики. Они не догадываются, что это дурная привычка, поэтому с самокрутками расхаживают даже шестилетние карапузы.

«В принципе, в джунглях можно прекрасно жить вообще без денег. Лес дает нам все: мясо, фрукты», — говорит староста деревни.

Однако сегодня для охотников и собирателей наступают черные времена. Лесозаготовки нарушают привычный мир джунглей, звери уходят в глубь леса, и аборигенам все труднее найти пищу для пропитания. От затопленной древесины вода в реке стала черного цвета, рыба гибнет.

Как ни парадоксально, наиболее известным защитником экологии Калимантана стал не абориген, а швейцарский журналист Бруно Маснер. В 90-х годах прошлого столетия он долго жил с одним племенем охотников и собирателей в джунглях Борнео, выучил их язык, обычаи и в конце концов был избран вождем.

«Белый вождь» объяснил аборигенам, что правительство ущемляет их права, расширяя лесозаготовки. Ему удалось поднять мощное движение протеста, поддержанное международными экологическими организациями.

Увы, свои права аборигены отстаивали не слишком благородными методами: они совершали акты насилия и даже убивали лесорубов. И хотя Бруно Маснер заявлял, что является противником насильственных методов борьбы, правительство Малайзии ему не поверило: он был объявлен персоной нон-гранта, а за его голову назначили премию — 50 тысяч американских долларов.

Тем не менее отважный швейцарец продолжал тайком проникать в Малайзию, переходя нелегально границу со стороны Индонезии. В мае 2000 года Бруно бесследно исчез в джунглях Малайзии. Однако многие аборигены до сих пор верят, что швейцарец жив и руководит движением протеста против лесозаготовок.