Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

Д. З. Вы цитировали Януша Корчака, великого человека, великого писателя и великого друга детей. Мы знаем, что он погиб бок о бок со своими воспитанниками в газовой камере, хотя мог спастись. Он выбрал погибнуть. Он говорил, что нужно встать на цыпочки, чтобы дотянуться до ребенка.

А. Б.Да, это гениальная фраза, сказанная человеком, который знал, что говорил.

Вы – человек, который много общается с детьми и молодежью, много делает для юных и молодых зрителей. Какие уроки вы от них получаете?

Я от них получаю энергию, открытость. Это самое главное, мне кажется, в моей жизни. Во всяком случае, самое главное было, когда мои дети росли: и дочь, и сын. Теперь это внуки: старший уже большой мальчик, младшая совсем маленькая. Но все они мои очень близкие люди, близкие на самом деле. И вот дотянуться до них на самом деле надо.

Это относится и к моим студентам в ГИТИСе. Я вообще так шучу, но я говорю, что главное мое призвание, если оно у меня есть, – это родительство. Потому что я и к своим детям, и к студентам, а потом к молодым артистам и взрослым артистам, и уж тем более к зрительному залу, который наполняется детьми, – отношусь абсолютно на равных. И не просто на равных: я понимаю, что беру от них даже больше, чем могу дать.

Человек рождается сразу. Он только начинает ходить, говорить свои первые слова, а я уже понимаю, что я от него получаю какую-то очень важную информацию. Его открытие мира, его ежеминутный интерес не дает мне смотреть на мир тускло.

Д. З. Вы в 45 лет пережили инфаркт и три операции на сердце. О чем вы тогда думали, что чувствовали?

И. С.Не могу сказать, что после операций что-то такое меня осенило. Но я понял, что, например, смерть – это такая же часть бытия, как жизнь. И от этого еще никто не уберегся никогда. Другое дело, что о тебе вспомнят. Как сказал один умный человек, пока мы ругаем нашу жизнь, она проходит. А ее, этой жизни, ой как немного.

45 лет – это очень мало.

Нет, это нормальный мужской возраст, в котором происходит то, что называется кризисом среднего возраста. Мне кардиопсихологи – есть даже такая профессия – сказали, что мне повезло, потому что по статистике больше мужчин умирают от инфарктов в возрасте от 39 до 42 лет. А я вот проскочил этот возраст. В 45 уже не так страшно. И да, я даже не думаю, что это проблема.

Я люблю разглядывать историю человечества, лет с десяти я этим увлекаюсь. В этой истории очень много логичных закономерностей развития цивилизации. Не понимаю, например, государственных деятелей, которые начинают рассуждать о последних 70-100 годах. Это совсем ерунда. Чтобы разглядеть логику, нужно заглядывать лет на 500 назад.

То есть вы и к смерти относитесь как к естественной части исторического процесса?

Да, конечно. Как к ходу времени, движению цивилизации. И когда у меня спрашивают: «А когда бы вы хотели жить, в какое время?» – я говорю: «Вот в это». «Времена не выбирают, в них живут и умирают».

Д. З. Мне хочется поговорить о вашей дружбе с Иосифом Бродским. Он всегда очень тепло к вам относился, и он сказал о вас замечательные слова в предисловии к вашему творческому вечеру. Он сказал о том, что поэзия скорее должна быть соразмерна сердцу, а не чему-то громадному. Сказал он и о том, что иногда кажется, будто в биографии должны быть какие-то взрывы и войны, но это неверно. У него была такая фраза: «Монотонность существования более тесно связана с творчеством, чем принято думать».

А. К.Да. Вы знаете, интересно, что он это сказал, как раз заимев биографию. Отъезд из СССР, а до этого суд, ссылка и все остальное. И он сказал это как бы вопреки себе и своему опыту, думая обо мне. Мне это очень дорого. Но не только обо мне: конечно, он держал в уме Евгения Баратынского, у которого нет никакой биографии, Федора Тютчева, Иннокентия Анненского и так далее.

Хотя вот что я скажу: это некоторая условность – поэты с биографией, поэты без биографии. Лермонтов почему поэт с биографией? Потому что его застрелили на дуэли. Пастернак почему поэт с биографией? Потому что его замучили после Нобелевской премии. Цветаева почему поэт с биографией? Потому что она так страшно кончила. Понимаете? Это, в общем, судьба.

Но при этом тот же Бродский в своих стихах никогда не опирался на эти события. Мы не найдем стихов Бродского о суде. Он писал о любви прежде всего.

Совершенно верно. «Я обнял эти плечи и взглянул на то, что оказалось за спиною». И подумайте, как это хорошо: «Был в лампочке повышенный накал, невыгодный для мебели истертой, и потому диван в углу сиял коричневою кожей, словно желтой». Я обожаю такую точность.

Он водил нас с женой по Лондону. 17 мая 1972 года он мне подарил оттиск своего стихотворения «Разговор с небожителем». Вот что он написал: «Дорогому Александру от симпатичного Иосифа в хорошем месте в нехорошее время». То есть место было хорошим.

Я не знаю, говорили вы с ним об этом или нет, но финал этих стихов, которые он вам подарил, напоминает мне одно из ваших ранних стихотворений, 1960-х годов.

Ой, спасибо за это. Это очень верное наблюдение.

Безусловно, его вдохновили эти ваши стихи. Потому что там заканчивается как раз…

Стариком.

У вас есть великолепные стихи, одни из самых моих любимых: