Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

— Сюда? — удивленно спросила фигура.

Надзиратель молчал. Женщина толкнула дверь и вошла.

В углу лежали темно-зеленый платок и потрепанная шляпа, к ней были приколоты два бумажных листка. Один из них оказался пропуском на неизвестное имя, который гласил, что его владелец вошел в здание в четыре часа и должен выйти до семи. На другом от руки было написано: «Идите прямо в Исаакиевский собор».

Она машинально порвала второй листок, надела старую шляпу и, плотно обернув платком шею и лицо, вышла в коридор. В коридоре она с кем-то сталкивалась, но никто не обращал на нее внимания. У подножия главной лестницы у нее спросили пропуск. Она показала бумажку, и ей знаком разрешили идти. У главного входа у нее снова проверили пропуск. Женщина показала его и вышла на улицу. Она посмотрела направо, потом налево. На улице было пусто, и, поспешно перейдя дорогу, женщина скрылась за углом.

Словно мерцающие звезды, свечи плясали и вспыхивали перед иконами меж исполинских колонн огромного собора. Верхняя половина колонн исчезала во мраке. Я уже зажег две свечи и, хотя меня скрывала ниша за колонной, все же то вставал на колени, то поднимался, отчасти от нетерпения, отчасти ради того, чтобы моя набожность была очевидна любому случайному наблюдателю. Но при этом я не сводил глаз с обшитого деревом бокового входа. Как же нескончаемо тянулись минуты!

Без четверти пять! И вот появился зеленый платок. В полумраке он казался почти черным. Он быстро скользнул в дверь, замер на мгновение и нерешительно двинулся вперед. Я подошел к закутанной фигуре.

— Миссис Марш? — тихо по-английски обратился к ней я.

— Да.

— Я тот человек, с которым вы должны встретиться. Надеюсь, вы скоро увидитесь с мужем.

— Где он? — с тревогой спросила она.

— В Финляндии. Сегодня мы с вами туда поедем.

Мы вышли из собора, пересекли площадь, взяли извозчика и поехали до места под названием Пять Углов [24] Пять Углов — разговорное название перекрестка на пересечении Загородного проспекта с тремя другими улицами. .

Там мы немного прошли пешком и, взяв другого извозчика, подъехали к дому с квартирой номер 5, но сошли пораньше и снова пешком проделали последнюю сотню шагов. Я трижды постучал в дверь.

Как описать их встречу с Марией! Я оставил их поплакать друг с другом и вышел в соседнюю комнату. Не буду даже пытаться описывать и их расставание, когда час спустя миссис Марш стояла, готовая к дальнему пути, одетая в купленное нами утром манто и черный платок вместо зеленого.

— Нельзя терять времени, — сказал я. — Надо быть на вокзале в семь, а туда еще долго ехать.

Наконец с прощаниями было покончено, и Мария в слезах стояла у двери, пока мы спускались по темным каменным ступеням.

— Я буду звать вас Варварой, — предупредил я спутницу. — А вы зовите меня Ваней, и на случай, если нас остановят, я везу вас в больницу.

Мы медленно ехали на окраину, на далекий Охтинский вокзал, где недавно я наблюдал за тем, как огромная фигура Марша вскарабкалась на крышу и скрылась в окне. На платформе стоял и маленький Полицейский, искренне радуясь счастливому завершению своих планов. Я забыл его манеру, его неопрятность, грязное жилище и сердечно поблагодарил его. Сунув ему в руку пачку денег, которую для него оставил Марш, я почувствовал, что по крайней мере в эту минуту деньги не занимали главное место в его мыслях.

— Пошли, Варвара! — крикнул я по-русски и грубо потащил миссис Марш за рукав по платформе. — Нам не достанется места, если будешь стоять столбом! Шевелись, дура!

Я тянул ее к поезду и, увидев, как впереди цепляют дополнительный товарный вагон, помчался туда.

— Осторожней, Ваня! — воскликнула моя спутница в искреннем смятении, когда я приподнял ее на руках и опустил на грязный пол вагона.

— Не зевай! — крикнул я. — Залезай! На, бери мешочек!

И, забравшись в вагон, я дал ей мешочек с бутербродами, которые Мария приготовила в дорогу.

— Если что-нибудь случится, — шепнул я по-английски, когда мы благополучно устроились в уголке, — мы «спекулянты», ищем молока; этим тут занимаются почти все.

Плотная, бурлящая масса человеческих существ, изо всех сил пытавшихся втиснуться в вагон, напоминала пчелиный рой, и в мгновение ока народу набилось как селедки в бочку. Напрасно опоздавшие пытались пролезть в вагон головой вперед. Напрасно несколько десятков человек умоляли счастливчиков ужаться «хоть немножко» и освободить место «еще для одного». Каким-то образом двери все же закрылись, и мы сидели и ждали в кромешной тьме.

Хотя в вагон набилось, должно быть, около сотни человек, как только нас закрыли, все разговоры прекратились; почти никто не нарушал тишины, а если и нарушал, то вполголоса. Пока поезд не тронулся, тишина, если не считать громкого дыхания, казалась жутковатой. Только мальчик, сидевший рядом с моей спутницей, кашлял на протяжении всего пути, мучительно и беспрерывно, сводя меня с ума. Через некоторое время зажглась свеча, и у мерцающего огонька в конце вагона несколько финнов затянули народную песню. Часть пассажиров вышла на пригородных станциях, и через четыре часа, когда мы прибыли в Грузино, вагон был заполнен лишь на три четверти.

Была уже почти полночь. Людская масса схлынула из поезда и быстро разошлась по лесу во все стороны. Я повел свою спутницу, как и велел Марш, по укромной тропинке в направлении, противоположном нужному. Через несколько минут мы повернули и, перейдя железнодорожные пути чуть выше платформы, свернули на лесную тропу, которая вела к дому Фиты.

Фита был финном, сыном крестьянина, которого большевики застрелили за «спекуляцию». Хотя Фита всегда получал вознаграждение за услуги проводника, смерть отца стала для него мощным стимулом, чтобы всеми силами стараться помочь тем, кто хотел спастись бегством от убийц его отца. В конце концов Фиту раскрыли, и его постигла та же участь: его расстреляли за участие в «заговоре против диктатуры пролетариата». Ему было всего шестнадцать лет, это был очень простой и застенчивый паренек, но отважный и предприимчивый.

Час мы переждали в избушке Фиты. Пока миссис Марш прилегла отдохнуть, я отвел мальчика в сторону, чтобы поговорить о предстоящем пути и расспросить о четверых других, явно таких же беглецах, как мы, которые также находились у него в доме.

— Какой дорогой пойдем, — спросил я, — на север или на запад?

— На север, — ответил он. — Так намного дольше, но зато в хорошую погоду идти пешком нетрудно, да и надежнее всего.

— У тебя есть для меня сани?

— Да, и лучшая лошадь.

— А те, другие, кто они?

— Не знаю. Мужчина — офицер. Три дня назад он приезжал в эти места и спрашивал, и крестьяне послали его ко мне. Я обещал помочь.