Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Потом я вручал ей свои заметки, написанные на кальке мелким почерком, и она прятала их по моей просьбе. Еще двое англичан скрылись тем же путем, что и Марш, через несколько дней после его отъезда, и Мария передала им небольшой пакет, сказав, что это письмо от нее Маршу. Так оно и было, только на этом же листке, где она набросала карандашом письмецо для Марша, я оставил длинное сообщение невидимыми чернилами. Эти чернила я сделал… о, не важно как.

Зоринский продолжал приносить добрые вести о Мельникове. Он намекнул на некоего следователя, которого, быть может, придется подмазать, на что я с жаром согласился. Он сообщал мне дополнительные факты по политическим вопросам, которые оказались довольно точными, и, хотя его вид и манера все так же вызывали у меня крайнюю неприязнь, я стал больше доверять ему. Примерно через неделю по телефону он сказал мне, что «врачи считают брата достаточно здоровым, чтобы выписать его из больницы». Охваченный волнением и ожиданием, я поспешил к нему.

— Следователь — наш человек, — пояснил Зоринский, — и гарантирует, что Мельников будет на свободе в течение месяца.

— Как же он это сделает? — спросил я.

— А это смотря по обстоятельствам. Он может подтасовать улики, но дело у Мельникова уж очень серьезное, и материалы весьма компрометирующие. Если это будет слишком сложно, он может подменить досье Мельникова на чье-то другое, так чтобы ошибка обнаружилась, когда будет уже слишком поздно. Но так или иначе он справится.

— И на это уйдет целый месяц?

— Мельникова освободят примерно в середине января. Это наверняка. Но следователь требует шестьдесят тысяч рублей.

— Шестьдесят тысяч! — ахнул я.

Меня потрясла эта непомерная сумма. Откуда я возьму деньги? Рубль по-прежнему стоил примерно 40 за один фунт стерлингов, таким образом, сумма составляла около 1500 фунтов.

— Дело Мельникова безнадежное, — сухо пояснил Зоринский. — Его нельзя просто отпустить. Следователь хочет иметь гарантии, потому что в ту же ночь ему самому придется уходить за границу. Но я советую вам заплатить сейчас только половину, а остальное — когда Мельников выйдет из тюрьмы. Еще нужны деньги на взятки сообщникам. Лучше рассчитывайте на семьдесят пять или восемьдесят тысяч рублей.

— Сейчас у меня при себе очень мало денег, — сказал я, — но постараюсь достать вам первые тридцать тысяч дня через два-три.

— И кстати, — добавил он, — забыл вам сказать, когда вы заходили в прошлый раз. Я видел сестру Мельникова, она в очень тяжелом положении. Мы с Еленой Ивановной послали ей немного еды, но ей тоже нужны деньги. У нас денег нет, потому что мы сейчас ими почти не пользуемся, но, может быть, вы могли бы давать ей время от времени тысячу-другую.

— Я передам вам что-нибудь для нее, когда приду с деньгами.

— Спасибо. Она будет вам признательна. А сейчас, когда с неприятными делами покончено, давайте хлопнем по стаканчику. Ваше здоровье, Павел Иваныч.

Обрадованный перспективой добиться освобождения Мельникова и одновременно озадаченный проблемой, где раздобыть столько денег, я на следующий день позвонил деловому знакомому Марша, о котором он говорил, воспользовавшись заранее оговоренным паролем. Марш назвал этого господина Банкиром, потому что оставил свои финансы в его ведении, хотя тот не занимался банковским делом. Я пришел к нему и обнаружил, что это человек с приятными манерами, но несколько нервозный и очень преданный Маршу. Он не смог предоставить мне всю необходимую сумму, и я решил, что должен каким-то образом раздобыть остальное в Финляндии, возможно, когда повезу туда миссис Марш.

Банкир только что вернулся из Москвы, где ему предложили занять пост в новом управлении, созданном для борьбы с разрухой в промышленности. Он с большим сарказмом говорил о том, что, по его словам, «правительство мозолистых рук» (как любят именовать себя большевики) начинает «пресмыкаться перед людьми, которые умеют читать и писать».

— На митингах, — говорил Банкир, — нас по-прежнему зовут не иначе как «буржуйскими свиньями» для видимости, но наедине, за закрытыми дверьми, совсем другой коленкор. Они даже забросили свое «товарищанье»: к нам уже обращаются не «товарищ А.» или «товарищ Б.» — эту честь они оставляют для себя, — а «Извините, Александр Владимирович» или «Могу ли я вас побеспокоить, Борис Константинович?» — Он иронически засмеялся. — Совершенно по-джентльменски, — добавил он, употребив обрусевшее английское слово, смысл которого очевиден без перевода.

— И вы не согласились? — спросил я.

— Я? Нет, сэр! — выразительно ответил он. — Хочу ли я день-деньской сидеть под дулом у какого-то чумазого работяги? Вот ведь как они собираются нас «контролировать».

Однако через какой-то месяц он все-таки принял предложение, когда его повторили, присовокупив обещание приличного оклада, если он согласится, или гарантию тюрьмы, если нет.

На следующий день я принес деньги Зоринскому, и он сказал, что сразу же передаст их следователю.

— Кстати, — сказал я, — возможно, мне придется уехать в Финляндию на несколько дней. Не удивляйтесь, если неделю или около того от меня не будет известий.

— В Финляндию? — Зоринский чрезвычайно заинтересовался. — Так, может быть, вы не вернетесь?

— Обязательно вернусь, — заверил я, — хотя бы только ради Мельникова.

— И конечно, у вас здесь и другие дела, — сказал он. — Кстати, как вы поедете?

— Еще не знаю. Говорят, границу довольно просто перейти пешком.

— Не так-то просто, — ответил он. — Почему бы вам просто не перейти по мосту?

— По какому мосту?

— Пограничному мосту в Белоострове.

Я подумал, он тронулся умом.

— Что вы хотите сказать? — спросил я.

— Это можно устроить, если не лезть на рожон, — продолжил он. — Пять-шесть тысяч рублей комиссару станции — и он закроет глаза, еще тысячу часовому на мосту — и он отвернется в другую сторону, так и пройдете. Лучше всего вечером, когда стемнеет.

Я вспомнил, что слышал о таком способе еще в Финляндии. Иногда он срабатывал, иногда нет. Он был проще всего на свете, но не давал никаких гарантий. Комиссары вели себя непредсказуемо и боялись обжечься. Кроме того, финны иногда отправляли людей назад. К тому же со мной, как я надеялся, будет миссис Марш, а об этом Зоринский ничего не должен знать.

— Замечательная идея! — воскликнул я. — Такое мне даже в голову не приходило. Я свяжусь с вами перед отъездом.

На следующий день я сказал ему, что решил не ехать в Финляндию, потому что подумываю наведаться в Москву.

— Мадам Марш не перевели с Гороховой, — заявил маленький Полицейский, когда я сидел напротив него в его вонючей берлоге. — Ее дело приостановлено и, несомненно, пробудет в таком виде еще какое-то время. Узнав о бегстве Марша, ее оставили в покое. Возможно, про нее совсем забудут. Думаю, сейчас самое время действовать.