Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

По своей сути «защита» представляла собой некую разновидность налога: плати – и тебя оставят в покое, а не заплатишь – прими последствия. Мафия называла это «обмакнуть клюв». На Сицилии такое было обычным делом. Как гласит легенда, в итальянском квартале Нью-Йорка идея впервые была высказана Вито Кашо Ферро, когда он прибыл в город в 1902 году. Как объяснял методику Кашо Ферро, она диктовалась целесообразностью, простым здравым смыслом. «Вам нужно снять сливки с молока, не разбив бутылку, – однажды сказал дон Вито. – Предложите людям защиту, помогите сделать их бизнес прибыльным, и они не просто будут счастливы заплатить вам, а еще и станут целовать вам руку в знак благодарности».

Принадлежала эта идея Кашо Ферро на самом деле или нет – а представляется маловероятным, что подобные схемы не существовали ранее, – но защита приобретала реальную значимость, когда две или более конкурирующие банды боролись за одну территорию. Большинство сицилийцев без особого желания соглашались с необходимостью платить за такие услуги. «Мафия хотя бы что-то давала, – отмечал один лавочник. – Другие гангстеры ничего не давали, когда им платили». Однако представление о Мафии как о своего рода покровителе, заступнике бедных, было смехотворным, хотя сами гангстеры настаивали на этом и, возможно, даже в это верили. Также считалось, что их преступная деятельность, от убийств до вымогательств, является единственным способом, позволяющим сицилийским иммигрантам добиться справедливости и уважения. Правда же состояла в том, что Морелло и его громилы были паразитами, которые терроризировали своих соотечественников, наживались на слабых и играли на их страхе. До 1920 года, когда Сухой закон открыл такие возможности, о которых предшествующие поколения рэкетиров могли только мечтать, итальянские преступники охотились только на итальянцев. То, что они делали, даже отдаленно не напоминало героизм.

Сам Морелло определенно не испытывал угрызений совести, вымогая деньги у других сицилийцев. Клешня инстинктивно понимал, как добывать наличные, пряча угрозу насилия под маской дружелюбия и добавляя к этому свои фирменные ухищрения. Уильям Флинн подметил выразительную сцену с боссом во время одного из его обходов, произошедшую, судя по обстоятельствам, примерно в 1902 году.

– Доброе утро, Карло Пелестрина, – говорил Морелло, входя в магазин своего земляка на Ист-Сайде. – Как поживает ваша жена? А дети – ах, дети! – как они? Как приятно лицезреть вас таким счастливым, таким преуспевающим, таким успешным! Люди дерутся, чтобы попасть в ваш превосходный магазин, Карло Пелестрина.

– Доброе утро, padrone Морелло, – отвечал Карло, который чувствовал себя не в своей тарелке, потому что появление Морелло в чьем-либо магазине тут же гасило всякую жизнерадостность. – У меня все хорошо, и жена, и дети в порядке… Что я могу сделать для доброго padrone ?

– Сущий пустяк. Мне хотелось бы серебра за эту небольшую купюру.

И Джузеппе клал на прилавок самую скверную имитацию двух- или пятидолларовой банкноты, которую бедный Карло когда-либо видел. Возражал ли Карло? Он не возражал. Он приносил серебро и выражал огромную благодарность за то, что может оказать padrone Морелло столь незначительную услугу.

В дальнейшем методы вымогательства слегка изменились. К 1903 году Клешня использовал поддельные письма Черной руки для бесплатного получения дорогостоящих услуг, по свидетельству молодого доктора-сицилийца Сальваторе Романо. По его словам, схема Морелло была очаровательна в своей простоте. Он начал с отправки семье Романо писем с угрозами, а затем предложил свои услуги в качестве посредника, чтобы разобраться с «бандой Черной руки», ответственной за неприятности. Позаботившись о получении обратно своих писем – под предлогом того, чтобы изучить почерк, а на самом деле для того, чтобы избавиться от улик, – босс через несколько дней сообщил, что «разобрался» с угрозой и договорился с шантажистами, уплатив им сто долларов, сумму, которую он легко вернет, когда бандиты из Черной руки «узнают, кто он такой». Романо и его семья излили ему свою благодарность, как и предвидел Морелло, – причем в такой степени, что когда молодой человек получил квалификацию и открыл свою практику в восточном Гарлеме, он с удовольствием принимал Клешню в качестве пациента совершенно бесплатно.

Ситуация быстро выходила из-под контроля, когда те, кто сталкивался с Морелло, понимали, чего это стоило. «Он начал наведываться ко мне, – рассказывал Романо…

…потом пришли его свояки, потом двоюродный брат… Я лечил всех его родственников, и всегда бесплатно. Целую пропасть родственников и детей, всего около шестидесяти человек. Они приходили, я осматривал их, выписывал им рецепты, но денег не получал, потому что работал в счет обязательств, а еще потому, что они приходили по знакомству. Сначала я думал, что поступаю мудро, не прося денег за свои услуги».

И снова маленькие суммы складывались в большие. Спустя год доктор Романо лечил столько членов семьи Морелло, что от этого начала страдать его собственная практика. В конце концов он был вынужден уехать в Рочестер, за 250 миль к северу, просто чтобы заработать на жизнь.

Манхэттен, в котором Морелло процветалпосле своего освобождения из тюрьмы в конце июня 1903 года, рос как никогда быстро. Число иммигрантов, хлынувших через остров Эллис, заметно увеличивалось с каждым годом, весной 1906 года достигнув трех тысяч в день, то есть больше миллиона в год. Каждый пятый из этой огромной массы наивных, пылких, иногда одиноких будущих граждан США оставался в городе и становился ньюйоркцем, и случались месяцы, в которые почти половину этого числа составляли итальянцы. Маленькая Италия раздвинула свои границы. Восточный Гарлем тоже стремительно разрастался в северном и южном направлениях, и Нью-Йорк вполне мог состязаться с Неаполем за звание самого крупного итальянского города в мире. Хотя большинство иммигрантов были бедны, а некоторые практически не имели средств к существованию, итальянский квартал в целом богател. Количество итальянских предприятий увеличилось вдвое. Резко подскочили доходы. Денежные переводы в Италию с 1900 по 1906 год выросли более чем на треть. Более высокий доход, остававшийся после уплаты налогов, означал больше трудоустроенных людей, а значит, больше людей с накоплениями – а значит, больше людей, которых имело смысл терроризировать. Для Морелло и его преступной семьи это были счастливые времена – годы, когда доходы Мафии увеличивались вместе с ее влиянием.

Возможности делать деньги были безграничными, что оказалось весьма кстати, поскольку банде приходилось компенсировать потери дохода от бизнеса по подделке денег, а также отваживать потенциальных конкурентов. Похоже, в своем неустанном стремлении к прибыли Морелло не гнушался никакими средствами. Банда Клешни воровала лошадей и повозки для перепродажи – важная отрасль преступной деятельности в те времена, когда автомобили были дорогой редкостью, и настолько распространенная, что в городе ежегодно угоняли больше животных, чем в крупнейших западных штатах. Перед тем как продать экипаж через конюшни для передержки краденых лошадей, опытные конокрады могли изменить внешность животных до неузнаваемости: постричь гриву, обрезать копыта, купировать хвост, – да еще и перекрасить фургон. В первое десятилетие века в итальянском квартале также вошло в моду похищение людей. Согласно данным Департамента полиции Нью-Йорка, банда Морелло была причастна к ряду важных дел. В полицейском досье Клешни сказано, что он подвергся аресту в связи с несколькими происшествиями, среди которых почти наверняка было похищение Антонио Бодзуффи в 1906 году. Бодзуффи был четырнадцатилетним сыном одного из самых богатых частных банкиров в Маленькой Италии, которого Морелло определенно знал, поскольку несколькими годами ранее тот помог создать для Мафии подставную корпорацию. Мальчика удерживали в плену три дня, пока велись переговоры о выкупе, составлявшем, как писали газеты, двадцать тысяч долларов. После освобождения юный Антонио рассказал, что его привязали к кровати и пытали стилетами несколько сицилийцев в масках.