Ева Меркачёва - Тесак, Фургал и другие. «Странные» смерти, дела и быт в российских тюрьмах

В отделении интенсивной терапии лежит один такой.

— Гипоксия, инфаркт головного мозга, отказала одна сторона туловища, дышит через трубку. — говорит доктор. Мы смотрим на лежащего — молодого красивого парня. Он хочет нам что-то сказать, но не может.

А ведь если бы нам разрешали ходить по камерам, мы могли бы заметить странности в его поведении или в поведении сокамерников и предотвратить беду.

Утверждать, что члены ОНК спасут всех заключенных от суицидов наивно и самонадеянно. Но даже если бы кого-то одного спасли, разве не делает это бесценным институт общественного контроля?..

СИЗО 99/1

Ставший почти легендой (со знаком минус) полковник МВД Дмитрий Захарченко похудел, осунулся. Он давно ведет борьбу за свое здоровье. «Проигрывает» начальнику местной медчасти, который не соглашается на его вывоз на операцию по удалению грыжи. Захарченко шутит про него в своей манере: «Принципиальный доктор, восхищаюсь!»

С грыжей Захарченко происходили настоящие чудеса: ее то находили, то «не видели» на аппарате УЗИ. Наконец, признали: вот она, есть, и операция нужна. Но мытарства на этом не закончились. Сначала ему отказывались делать операцию в Москве (якобы тут он проездом, а значит, пусть ждет, пока вернут в мордовскую колонию). Потом согласились, что лучше не тянуть. Дмитрий просит сделать операцию методом лапароскопии, готов оплатить, но ему почему-то отказывают. Даже вмешательство уполномоченного по правам человека в Москве Татьяны Потяевой не помогло.

В общем, так и живет в «Кремлевском централе» Захарченко. В спортзал его не выводят, ссылаясь на заботу о его здоровье (вдруг неудаленная грыжа ущемится). Сокамерника ему не дают, объясняя тем, что нет подходящего.

— Я все время один, — говорит Захарченко. — Вот шахматы и шашки мне выдали, чтоб не скучал и играл сам с собой. Держат меня тут три месяца (больше по закону нельзя), потом везут в Мордовию, где я сижу в поселке Потьма на пересылке неделю, и потом — обратно. Катают, в общем. Мои путешествия, правда, очень дорого обходятся государству. Я ведь до сих пор стою на учете как «склонный к побегу» — продлевают формально, говорят: «Снять ее не можем. Надо вас еще изучить». И вот везут меня в сопровождении двух собак и целой толпы охранников. Скарб мой несут конвоиры (руки у меня наручниками сзади пристегнуты). Отдельная машина, все красиво. Чувствую себя особым преступником в истории современной России. А вы, кстати, знаете, что меня одно время в оранжевую тюремную робу наряжали? Ноу-хау колонии, где сидел. Стильная такая, яркая.

Экс-депутат Госдумы Леонид Маевский тяжело болен, что признает даже начальник медчасти «кремлевки».

— Но он отказывается от допобследования в больнице № 20, — говорит медик. — Не знаем что делать.

— Надо быть сумасшедшим, чтобы делать обследование в той больнице, где мне ставили диагноз «жировик»! — возмущается Маевский.

А в другую больницу вывозить экс-депутата не разрешает Следственный департамент МВД. «Какое право вообще у следствия вмешиваться в вопросы диагностики и лечения?» — спросите вы. Никакого. Но вмешиваются, как видите.

— Жалею о том, что депутатов в тюрьмы на экскурсии не водили, — говорит Маевский. — Надеюсь, доживу до вашего следующего визита.

…Бывший следователь Цифиров передвигается по «Матросской Тишине» в сопровождении сотрудников СИЗО на разбитой инвалидной коляске. В октябре

2017 года у него в мордовской колонии случился инсульт. В результате он оказался парализованным на левую сторону (рука и нога — выраженный гемипарез). В мае

2018 года была проведена медкомиссия, которая зафиксировала у человека паралич левой стороны. Документы были переданы в суд для принятия решения о его досрочном освобождении по болезни.

— Накануне суда к матери обратилось неустановленное лицо, которое предложило выплатить за освобождение парализованного сына 2 миллиона рублей, — говорит известный кинопродюсер, член Общественного совета ФСИН Юрий Митюшин. — У матери таких денег не было. И суд в июне перенес дело на. ноябрь.

А потом появилось новое заключение медкомиссии, в котором диагноз «выраженный гемипарез» трансформировался в «умеренно выраженный гемипарез», что автоматически привело к отказу в освобождении. Самое главное, что во всех медицинских заключениях не пишется, что Цифиров сам себя обслуживать не может, что он передвигается на инвалидной коляске, которую, кстати, сам себе купил. С подачи медиков УФСИН Мордовии ему дали 3-ю группу инвалидности, которая позволяет. работать! Отдел по воспитательной работе ИК-5 собрал показания других осужденных, что Цифиров якобы по ночам сам ходит в туалет!

На все мои жалобы медики УФСИН Мордовии рапортовали, что он поправляется. Меж тем ему становилось все хуже и хуже, он был вынужден расплачиваться сигаретами и деньгами за то, что его сажают в коляску, возят на прием пищи и т. д. Это настоящая пытка — вот так жить. Я уверен, ему мстили за то, что мать отказалась выплатить те самые два миллиона.

Митюшин добился, что Цифирова вывезли из Мордовии на обследование в Москву, где бы врачи точно сказали: парализован или имитирует почти три года? Сейчас Цифиров — в «Матросской Тишине». Вы верите, что человек три года ездит на инвалидной коляске для имитации? Я — нет.

Пока полного обследования Цифирову не провели, и больше всего он боится, что его этапируют в Мордовию.

— В системе ФСИН — почти 20 000 инвалидов, которые должны быть освобождены, если их готовы принять родственники, состояние их здоровья и психики не приведет к рецидивам и если они не опасны (как в этом случае) для общества! — возмущается Митюшин. — Я говорил на эту тему в Государственной думе и в правительстве, и все поддерживают эту идею. Человек лишается свободы за совершенное преступление, но никто не имеет права его лишать здоровья и жизни.

Как же он прав!

«2 октября 2020 года, по истечении 7 лет нахождения под стражей, мой отец скончался, так и не дождавшись решения суда» — так начинается обращение ко мне как члену ОНК дочери бывшего мэра Миасса Виктора Ардабьевского, умершего на днях от панкреонекроза. Она считает, что отец мог бы еще жить, если бы не задержка в оказании медпомощи и не вмешательство в этот процесс следствия.

«Согласно информации, в том числе полученной от моего отца до его смерти, имеются основания полагать, что действия должностных лиц ФКУ могли быть спровоцированы просьбами извне. Со слов отца известно, что сотрудники московского СИЗО № 12 объясняли отказы в госпитализации просьбами извне «не срывать процесс». Я не знаю, кто просил ценой жизни моего отца «не срывать процесс», который в силу судебных ошибок и волокиты длится почти семь (!) лет. Длительные отпуска других участников процесса почему-то считались разумными, а возможность дать выжить человеку рассматривалось как что-то малозначительное.