Анжелика Артюх - Кинорежиссерки в современном мире

В двух игровых фильмах Мещаниновой «Комбинат Надежда» и «Сердце мира», а также в фильмах других режиссеров «новой волны», где она была автором сценария («Аритмия» Бориса Хлебникова и «Война Анны» Алексея Федорченко), режиссерка развивает принцип «нулевой позиции» и скрупулезно работает с социальной средой, которая транслирует общий политический климат в России, глубинные конфликты и психологические травмы персонажей. Как говорила Мещанинова в одном из интервью: «Мой любимый вызов — помещать героев в многозначный сеттинг, который влияет на сюжет не меньше, чем обстоятельства биографии героев» 145. Мещанинова предпочитает герметичное, замкнутое пространство сеттинга, вроде дома престарелых в ее дебютном документальном фильме «Гербарий» (2007) или депрессивного провинциального города-фабрики Норильска («Комбинат Надежда»), станции для тренировки охотничьих собак («Сердце мира»). Но каждый раз сеттинг работает словно метафора современной российской реальности с жесткими границами и запертым в нем человеком. В какой-то степени в таком сквозном выборе есть автобиографические мотивы. В книге «Рассказы» (2017), выпущенной издательством петербургского киножурнала «Сеанс», Мещанинова рассказывала, как, будучи родом из Краснодара, испытывала огромный страх по отношению к месту, в котором жила, с его грубыми нравами, и мечтала убежать в Москву, что в конечном счете и сделала. Ее сеттинги, по сути, стирают жесткие национальные черты фильма, позволяя историям работать как универсальным экзистенциальным высказываниям, понятным не только в России, но и в других странах. В ситуации пандемии, где самоизоляция стала базовым кодом, ее фильм приобрел дополнительную актуальность.

Так, например, в центре внимания фильма «Комбинат Надежда» — девушка, живущая в Норильске, обладающем особым статусом города-завода, подчиняющего все и вся производству никеля. Город, который вдобавок находится за тысячи километров от столицы, представляется своеобразной «зоной», откуда все время хочется бежать. Грубые парни, окружающие героиню и говорящие исключительно матом, не вселяют в нее никакого желания любви или хотя бы сексуальной близости. Она проводит часы за компьютером, разговаривая с парнем, которого любит и который живет где-то на юге страны. Она мечтает поехать к нему, но отец не дает денег, поскольку считает, что лучше их потратить на квартиру дочери и тем самым привязать ее окончательно к городу и родителям. Студенческая практика в медпункте комбината также не внушает норильчанке никакого энтузиазма, тем более там ее бесконечно поучает начальница-врачиха. Еще героиню мучает невольная женская зависть и презрение к местной проститутке Надежде, которая пользуется большим вниманием со стороны местных парней, а один из любовников даже обещает увезти ее из Норильска. Сама героиня в финале фильма тоже пытается вырваться из жизненной ловушки, уехать из Норильска в Москву, но, к сожалению, путем преступления.

Мещанинова показывает, как среда формирует поступки и тактики сопротивления рутине, безысходности и застою. Она отчетливо дает понять, что мир с жесткими границами, которые насаждаются социумом, географией огромной России, материальной несамостоятельностью молодых людей, отсутствием социальных лифтов, уродует и радикализирует героев, готовя условия не только для морального падения, но и для отчаянного стремления к свободе. Современная провинциальная молодая девушка не в силах рационализировать проблему, поскольку для этого ей не хватает ни образования, ни условий, в которой бы эта проговариваемость личной беды могла быть услышанной и понятой. Однако решительность и способность к риску, которым мог бы позавидовать любой мужчина, делает героиню сильной личностью, способной открываться новым возможностям. Норильск показан как провинциальный тупик, который подталкивает героиню к отчаянному бунту. Этот город-ловушка включает не только провинциальный аспект, но и патриархатный, что делает героиню своего рода бунтарем-жертвой. Фильм рисует не просто метафору России эпохи Владимира Путина как мира жесткого и грубого, обрекающего человека совершать противоречивые, а порой даже и радикальные поступки, но как страны, в которой радикализация является отчаянным способом противостоять общей «стабильности» — инерции и стагнации. Но она не лишена своих мечтателей, бунтарей, которые ищут из ловушки выход и стремятся к любви, свободе и автономности.

О подобной радикализации молодой женщины в современной российской социальной среде говорит в фильме «Да и да» (2014) Валерия Гай Германика. Героиня фильма — молодая учительница Саша, живущая с родителями и братом под постоянным домашним контролем. Ее побег в среду современных художников, показанную с документальным натурализмом (здесь искусство, алкоголизм, свобода сексуальных нравов, безответственность хаотически смешались), приводит к роману с парнем, с которым героиня начинает жить вместе. Но несмотря на экстаз сексуальной близости, искренность чувства и осознание себя самой как художника, который способен творить, Саша приходит к выводу, что постоянно спасать своего творческого алкоголика и вместе с тем уважать себя как цельную личность совершенно невозможно. После пьяной измены партнера на новогодней вечеринке современных творцов она уходит от него, вернувшись в ту же комнату с компьютером, из которой когда-то ей удалось вырваться. Однако опыт прожитой радикальной жизни делает ее дальнейшее существование по прежним домашним правилам совершенно невозможным. Больное воображение героини диктует новый финальный художественный образ, в котором горящая картина, нарисованная Сашей, и горящая родительская квартира соединяются.

И Мещанинова, и Германика показывают социальный тупик, в котором молодой женщине невольно приходится начинать жизнь с чистого листа, поскольку конвенции между различными средами (будь то Норильск или Москва, художественный мир или обывательский) практически отсутствуют. Героине фильма Германики тесно и в той и в другой среде, поскольку каждая из них не выражает всей полноты жизни, замкнута на себе, инертна, держит оборону от других сред, не устанавливает конвенций. Это трудная несочетаемость социальных страт, отсутствие договора и диалога между ними, с одной стороны, приводит к личным трагедиям, с другой — к автономности женщин, которые практически не могут иметь одновременно и семейное счастье, и творческую реализацию, и социальный статус. Россия показана как страна разрушающихся коммуникативных кодов, обрекающих либо на деградацию, либо на радикальный жест, который тоже в конечном счете разрушителен для человека, но свидетельствует о наличии внутренней протестной энергии существующему порядку вещей. В этом смысле документальное исследование социальной среды режиссерками оборачивается непрямым политическим протестным высказыванием.