Хедрик Смит - Русские

Грузины считаются в России не совсем советскими людьми; они известны как ярые националисты, и поэтому их преданность «своему человеку» — Иосифу Джугашвили, сыну сапожника, возвысившемуся до правителя Кремля, — воспринималась как одна из черт их характера, позволяющая им считать себя выше русских. Грузины не только пьют за Сталина и открыто возражают русским критикам его правления. Мне показывали фотографии, на которых запечатлены грузинские демонстранты, несущие в день советского праздника портреты Сталина вместе с портретами Ленина, Маркса и Энгельса — акт публичного почитания, невозможный в любом другом районе страны. Тем не менее по всей России немало людей, которые, очевидно, тоже тоскуют по Сталину, но ведут себя более осторожно.

Когда водителю такси в Баку — азербайджанцу — задали вопрос по поводу портретов Сталина, наклеенных на ветровом стекле его машины, он заявил: «У нас здесь любят Сталина. Он был сильный хозяин. При Сталине люди знали, на каком они свете».

В вагоне поезда Одесса — Москва директор завода, человек лет за пятьдесят, жалуясь на советскую молодежь с ее длинными волосами и неопрятным видом, и на ненадежность и расхлябанность рабочих своего завода, сказал: «Все они бездельники. Дисциплины-то, ведь сейчас нет никакой. Нам нужен сильный руководитель. Вот при Сталине была настоящая дисциплина. Если кто-нибудь опаздывал на работу на 5 минут…» — и он провел ребром ладони по горлу. Вот по какому времени он тосковал. Тридцатилетний библиотекарь в Ташкенте, русский по национальности, заявил: «Сталин вынес на своих плечах всю огромную тяжесть войны. Он создал мощь этой страны. Конечно, ошибки были, но совершали их другие люди, прикрываясь его именем. Он не должен был им так доверять, особенно Берии. Но посмотрите, чего Сталин достиг. Ни в коем случае не надо было убирать его из Мавзолея (в 1961 г.). Простым людям это не понравилось. Это была идея Хрущева, тупого и грубого человека, который растрачивал государственные средства на свои бредовые затеи вроде попытки вырастить кукурузу в Казахстане. Он и себя выставил на посмешище, и страну опозорил».

А вот слова Геннадия, совхозного бухгалтера: «Интеллигенция может себе мечтать о демократии, но широким народным массам нужен такой вождь, как Сталин, его сильная власть. Они не реакционеры; просто надоели им разные мелкие начальники, которые их обманывают, эксплуатируют, всячески подавляют. Массы хотят сильного хозяина, который сумел бы приструнить всю эту руководящую шушеру. Они помнят, что при Сталине материальные условия жизни были хуже, но зато директора совхозов и другое начальство их не грабили, не насмехались над ними. За местными властями был контроль».

Юрий, молодой рабочий-металлург лет двадцати с небольшим, сказал: «Вы хотите знать, что думают рабочие? Знаете пословицу: «Русским нужна широкая спина»? Это значит, что народу нужен сильный вождь, чтобы укрыться за его широкой спиной». Эта пословица имела больше смысла при Сталине, но она и теперь не потеряла своего значения. Вот что чувствуют рабочие. Они хотят сильного вождя, каким был Сталин, и не думают, что Брежнев принадлежит к руководителям такого типа».

Женщина-лингвист, лет пятидесяти с лишним: «Нынешние лидеры не умеют производить впечатление. Сталин знал, как это делается. Когда он был жив, за границей нас больше уважали и боялись».

Писатель шестидесяти с лишним лет, который провел 8 лет в сталинских исправительно-трудовых лагерях, попытался объяснить скрытые симпатии к Сталину среди рабочих и крестьян так: «Имя Сталина имеет огромное влияние на народ, на массы. Они считают, что он построил страну и выиграл войну. Сейчас они видят, что сельское хозяйство расстроено, промышленность расстроена, вся экономика расстроена, и конца этому не видно. Их беспокоит повышение цен.

Они считают, что если бы у власти был жесткий правитель, такой, как Сталин, мы не имели бы этих забот. Люди забывают, что и тогда было плохо, забывают о страшной цене, которую мы заплатили».

Людям из стран Запада трудно понять эту забывчивость, так как для них имя Сталина неразрывно связано с массовыми чистками, память о которых постоянно поддерживается и биографиями Сталина, выходящими на Западе, и солженицынским «Архипелагом ГУЛАГ». Но русские страдают исторической амнезией, проистекающей из бесконечного за годы советской власти переписывания истории. Я понимаю, что это звучит несколько фантастично, но я четко осознал это после рассказа Евгения Евтушенко. Он был очень взволнован, когда мы встретились однажды в снежный воскресный вечер у старой красивой церкви в поселке писателей «Переделкино». Всего несколькими днями ранее арестовали Солженицына, и у Евтушенко были неприятности из-за посланной Брежневу телеграммы, в которой он, хотя и в мягкой форме, выразил свой протест. Поэт был в синем тренировочном костюме, но выглядел слишком серьезно для человека, собирающегося размяться. Возможно, так он «прикрывал» встречу со мной у церкви. Своим напряженным резким голосом он с невероятной быстротой стал рассказывать, как приходится читать «ГУЛАГ» — тайно, в спешке, потому что тогда в Москве ходило всего несколько контрабандных экземпляров книги и на ее прочтение давали только сутки. Люди читали ночь напролет и передавали книгу другим. Евтушенко был взволнован тем, что объявленный вечер его стихов был отменен; это побудило поэта распространить документ, разъясняющий его позицию.

Больше всего меня поразила не половинчатость защиты Солженицына поэтом, а его глубокая боль по поводу ужасающего невежества молодого поколения в отношении Сталина. Прошлым летом в Сибири, как писал Евтушенко, когда он и группа молодежи сидели вокруг костра, юная студентка потрясла его, предложив тост за Сталина. Он спросил ее, почему именно за Сталина.

— Потому что тогда все верили в Сталина, и эта вера помогала им побеждать, — ответила она.

— А вы знаете, сколько человек было арестовано за время правления Сталина? — спросил я, — продолжал Евтушенко.

— Ну, скажем человек 20 или 30, — ответила она.

Вокруг костра сидели другие студенты примерно ее возраста. Я стал и им задавать те же вопросы.

— Около 200, — сказал один парень.

— Может быть 2000, — предположила другая девушка. Один лишь студент из 15 или 20 заявил: «Мне кажется, около 10000». А когда я сказал им, что количество жертв исчисляется не тысячами, а миллионами, они не поверили мне.

— Вы читали мое стихотворение «Наследники Сталина»? — поинтересовался я.

— А у вас есть такое стихотворение? — спросила первая девушка.

— Где оно было напечатано?

— В «Правде», в 1963 г. — ответил я.

— Но тогда мне было только восемь лет, — ответила она в некотором замешательстве.