Хедрик Смит - Русские

Эти проблемы, в конечном счете, всегда были «больным местом» в советской экономике. Полстолетия назад Ленин призывал своих товарищей-большевиков изучать американские методы управления. В наши дни проповедует в числе прочих подобные идеи зять Алексея Косыгина Джермен Гвишиани. Любопытно, что к числу наиболее решительных сторонников реформы управления в СССР относятся влиятельные лица в советском военном аппарате, действующие из-за кулис.

Изредка какой-нибудь журнал, наподобие «Коммуниста Вооруженных Сил», осторожно критикует жесткость советского планирования и убеждает в необходимости большей гибкости. Из частных бесед я почерпнул вполне заслуживающую доверия информацию (ставшую известной в конце 1973 г. через высокопоставленного коммунистического лидера одной из западно-европейских стран, который имел контакты на высшем уровне в Москве) о том, что среди высшего военного командования, а также высшей промышленной технократии наблюдается серьезное беспокойство по поводу недостатков управления советской экономикой. Эти люди стремились существенно уменьшить вмешательство аппарата ЦК КПСС в функционирование экономики. В этом, конечно, и состояла одна из важнейших целей экономической реформы, выдвинутой в 1965 г. премьер-министром Косыгиным. Тогда полагали, что советская экономика может вырваться из технологического застоя, и в нее можно вдохнуть новую жизнь, если предоставить руководителям промышленных предприятий значительно большую свободу действий в управлении предприятиями. Предполагалось уменьшить значение валовой продукции как основного показателя экономического процветания и вместо нее сделать упор на рентабельность, стимулировать эффективность, к чему призывали некоторые сторонники экономической реформы практически со времени смерти Сталина в 1953 г. Но к концу 60-х годов реформа Косыгина была провалена как партийным руководством, так и союзными министерствами, не желавшими отказаться от полноты своей власти и передать какую-либо часть ее промышленным предприятиям. Мои советские друзья утверждали также, что Москва была напугана политическими последствиями либерального экономического сдвига в Чехословакии в 1968 г., и этот страх тоже способствовал провалу экономической децентрализации в Советском Союзе.

В апреле 1973 г. было выдвинуто другое предложение, на этот раз Брежневым: создание крупных промышленных конгломератов, называемых производственными объединениями, которым предполагалось предоставить новые широкие полномочия, включая несколько большую самостоятельность в непосредственных торговых сделках с зарубежными странами. В поддержку этого предложения в «Правде» была опубликована на редкость решительная статья ведущего либерального экономиста одного из правительственных учреждений Абеля Агенбегяна. Он сообщил, что 90 % из более чем 1000 опрошенных руководителей промышленных предприятий заявили, что необходимо предоставить им возможность более самостоятельно, более гибко принимать решения, а 80 % объяснили наличие трудностей на своих предприятиях вмешательством в их работу высших властей.

Наиболее откровенным в процессе этой показательной кампании было выступление Николая Смелякова, замминистра Министерства внешней торговли, возглавлявшего в прошлом Амторг (советскую торговую компанию в Америке) и побывавшего во многих странах Запада. Смеляков на редкость откровенно (по советским понятиям) критиковал советскую промышленность за ее неконкурентоспособность. В своей статье, опубликованной в декабрьском номере «Нового мира» за 1973 г., он хотя и завуалированно, подверг сомнению некоторые каноны советской экономики — нормы выработки и выпуска продукции, показатели выполнения плана, знаки качества, подчеркнув, что при суровых законах международной торговли единственным критерием является конкурентоспособность. «Открытое признание этого факта, — заявил он, — было бы «хорошим лекарством» для советской промышленности». Его статья давала ясно понять, что он считает советскую бюрократию с ее ограниченностью слишком косной, упрямой и лишенной воображения, а советскую промышленность — неспособной обеспечить сбыт своей продукции, приспособиться к запросам потребителей и предоставить соответствующее обслуживание и поставки запчастей. «В то время как наши организации по планированию и сбыту писали договоры о том, сколько и какое оборудование может пойти на экспорт, и можно ли продать меньше, а получить значительно большую прибыль без поставок необходимых запасных частей; в то время, как они спорили о том, не будет ли унизительным для нашего достоинства производить на экспорт лучшие товары, чем для внутреннего потребления, и нельзя ли продавать заграницу машины, не пользующиеся спросом на внутреннем рынке, либо воздержаться от экспорта оборудования, пользующегося большим спросом внутри страны, высокоразвитые капиталистические страны уже захватили рынки, овладели ими, окопались там, укоренились и обеспечили себе экспорт машин и оборудования в огромном масштабе, полностью монополизировав целые отрасли промышленности, работающие на экспорт», — писал Смеляков.

Такая резкая критика, за которой вероятно, стоял кто-нибудь сверху, может быть даже Брежнев, наводила на мысль о том, что в советской экономике повеяли новые ветры. На Запад просочилось известие, что в ноябре 1973 г. на закрытом заседании Брежнев добивался некоторых изменений в управлении и планировании с целью повышения эффективности советской промышленности. Примерно в это же время некоторые передовые экономисты-математики отстаивали необходимость смягчения жесткой формы централизованного планирования, предусматривающего точные нормы вложений и выпуска продукции. Эта форма планирования была введена Сталиным и все еще действует; с ее помощью Москва пыталась предусмотреть все, вплоть до мельчайшей детали в экономике обычно сразу на 5 лет. Эти ученые предлагали ввести более гибкое планирование, предусматривающее установление лишь общих задач развития при возможности выбора, ослабление надзора и открытые ежегодные пересмотры генерального плана. Однако за какие-нибудь несколько месяцев консервативная бюрократия покончила с этой идеей, и президент Николай Подгорный сообщил советским руководителям, что им нечего бояться радикальных изменений в системе. К началу 1975 г. стало ясно, что брежневская идея производственных объединений была выхолощена, даже если формально она и претворялась в жизнь. Несколько крупных деятелей промышленности открыто выступили в советской прессе с сетованиями по поводу того, что министерства и Государственный совет по планированию, подчиненные Косыгину, усилили вмешательство и увеличили количество плановых показателей, о выполнении которых должны беспокоиться руководители предприятий, с 5 до 80. Короче говоря, децентрализация снова была блокирована из-за распрей среди руководителей Политбюро и консервативной оппозиции высших партийных и государственных чиновников.