Хедрик Смит - Русские

В числе пришедших почтить память поэта были женщины в мешковатых пальто и толстых серых носках, какие пожилые русские женщины любят носить в холодную погоду, и модно одетые молодые женщины в джинсах с карманами на «молнии», и молодые люди с чемоданчиками «Дипломат», в плащах западного образца. Люди приезжали из Москвы на «электричках «и около полутора километров шли пешком до могилы Пастернака. Почитатели Пастернака начали прибывать еще с утра, и их тихая процессия не иссякала до вечера. Они молча клали на могилу цветы и, постояв несколько минут, уступали место новоприбывшим. В какой-то момент один молодой человек с венком из одуванчиков на голове прочел стихи, посвященные Пастернаку, по-видимому, своего собственного сочинения, и пригласил остальных последовать его примеру. Большинство предпочитало молчать. Через несколько часов подошла группа людей, в числе которой были и профессиональные писатели; началось чтение стихов Пастернака, в том числе и стихов из романа «Доктор Живаго».

Я решил пройтись по соседнему участку кладбища, где уже в течение нескольких десятилетий разрешалось хоронить только старых большевиков. Это была одна из причин, из-за которой возникло столько споров относительно места захоронения Пастернака. На каждом памятнике были написаны не только даты рождения и смерти, как обычно, но и дата вступления в коммунистическую партию. Когда в разговоре с одним из родственников Пастернака я заметил, что Пастернак и старые большевики — несколько странное соседство, он ответил улыбаясь: «Пастернак был связующим звеном между старыми большевиками и народом».

Могила писателя и его жены расположена на пологом холме, с которого открывается вид на широкую долину, в ту весну уже вспаханную и засеянную, и за ней — на старую деревянную дачу с множеством пристроек, где Пастернак провел последние годы своей жизни. Вечером здесь собрались сыновья поэта, Женя и Леонид, их друзья, такие писатели и поэты, как Вознесенский, Евтушенко, Аксенов и многие другие, пришедшие почтить память Пастернака. В этот вечер было прочитано много стихов поэта, запрет на ряд произведений которого все еще не снят.

В обществе, в котором власти из политических соображений заставляют миллионы людей отмечать так много ставших почти ритуальными годовщин и праздников, это событие мне представляется тем более значительным, что правительство «забыло» отметить годовщину смерти Пастернака и вспомнили о ней частные лица. Мне пришло на память еще одно подобное событие, когда люди собрались в доме покойного Корнея Чуковского, талантливейшего и горячо любимого маленькими читателями детского писателя. Сам характер разговора, чтение стихов, начавшееся экспромтом, выбор стихов, непринужденный юмор беседы были освежающе свободны от ханжества и лицемерия вымученных официальных культурных мероприятий и оставляемой ими горечи. Ничего контрреволюционного в том, что говорилось в этом доме не было, однако каждый из присутствующих ощущал атмосферу чистоты и честности собравшегося здесь, в своей естественной атмосфере, общества русских интеллигентов. Это общество, возможно, потому было очень интересно само по себе, что сфера деятельности Чуковского в течение всей его жизни была чрезвычайно обширна. Он был не только гениальным автором прекрасных детских рассказов, столь же широко известных в России, как Ганс Христиан Андерсен во всем мире, но и очаровательным, острым на язык enfant terrible среди литературных критиков в период блестящего расцвета Серебряного Века русской культуры, за несколько лет до начала Первой мировой войны. Чуковского окружали такие люди, как Толстой, Блок, Горький, Бунин, Шаляпин, Маяковский, оставившие в чудесном альбоме писателя, который он вел всю свою жизнь, оригинальные и шутливо непочтительные записи. До сих пор, даже после смерти писателя, цензура не считает возможным опубликовать этот альбом. Уже в пожилом возрасте, в хрущевско-брежневский период, Чуковский выступил в защиту молодых либеральных писателей, начиная от Аксенова и Александра Галича и кончая Солженицыным, когда они попали под обстрел консерваторов.

В тот день дочь писателя, Лидия Чуковская, сама интересный литератор, собрала в доме отца необычное общество. В числе приглашенных были Лев Копелев, специалист по Брехту и немецкой культуре, который, будучи в годы войны офицером, выступал против грабежей и бесчинств, творимых Советской армией на территории Германии, за что и попал на 10 лет в лагерь, где он встретился с Солженицыным, послужив ему прототипом Рубина — одного из персонажей романа «В круге первом»; жена Копелева Раиса Орлова — очень мягкий и талантливый литературный критик, специалист по американской литературе; Веньямин Каверин — писатель, один из ведущих членов литературной группы 20-х годов «Сералионовы братья», боровшейся за независимость литературы от политики; Володя Корнилов — поэт и писатель, плотный бородатый человек средних лет, напоминающий Хэмингуэя; Наталия Ильина — известная и очень способная писательница, сатирик и журналистка; Рина Зеленая — чрезвычайно популярная комическая актриса, часто выступающая по телевидению с забавными юморесками; Клара Лозовская — преданная секретарша Чуковского, которая создала в его квартире музей и стала его хранителем, несмотря на то, что правительство не предоставило ей обычно оказываемой в подобных случаях помощи; два молодых лингвиста и критика — Эрик Ханпира и Владимир Глостер. Присутствовавшие как бы представляли три поколения русской интеллигенции, олицетворяя собой живую связь между прошлым и будущим.

Это был сырой, холодный день — 28 октября. Небольшое кладбище на холме, около переделкинской церкви, где похоронен Чуковский, близко от Пастернака и старых большевиков, представляло собой грязное мокрое месиво бурой глины, по которой мы пробирались, оскользаясь и держась за ограды, чтобы не скатиться вниз по склону. Кто-то шепнул мне: «Он умер именно в такой день». Лидия Чуковская стояла около могилы, прямая, высокая, седая, похожая на кальвинистских героинь Новой Англии. Один писатель сказал мне: «Когда в деревне наводнение, то обычно посреди потока стоит столб, по которому определяют высоту уровня воды. Так и Лидия Корнеевна. Всегда одинакова. Несгибаема. Бескомпромиссна». И за эту несгибаемую независимость — за опубликование на Западе своих произведений о сталинском периоде, за публичную защиту Андрея Сахарова во время ожесточенных нападок на него осенью 1973 г. и за предоставление убежища Солженицыну в течение последних месяцев его пребывания в Советском Союзе — она была исключена в 1974 г. из Союза писателей.