Хедрик Смит - Русские

На Западе обычно представляют себе дело так, что в издательстве сидит где-то один цензор и выискивает неприемлемые, с его точки зрения, произведения, но русские писатели разъяснили мне, что это — гораздо более сложный процесс. Часто они меньше боятся цензоров, чем своих редакторов, которые, стараясь застраховаться от политических обвинений, как правило, сами осуществляют предварительную цензуру и вырезают опасные, по их мнению, места. Один советский поэт с мировым именем, расстроенный тем, что в газете «Нью-Йорк таймс» одно из его произведений было охарактеризовано как резко антиамериканское, пригласил меня однажды на завтрак и в течение пяти часов объяснял, через какой лабиринт проверок прошло его произведение и как, в результате, наиболее интересные, по его утверждению, места были изъяты, так что получилось чисто пропагандистское произведение. В течение 18 месяцев он впустую обивал пороги Госкомитета по делам печати, Министерства культуры РСФСР, Министерства культуры СССР, райкома партии, идеологического отдела Московского горкома партии, Управления по делам театров при Министерстве культуры, чтобы получить «добро» на свое произведение еще до того, как оно будет передано в Главлит — официальный орган, осуществляющий цензуру. Только в одной из предварительных инстанций, — простонал он, — они внесли 100 изменений — я сам считал, и они обещали мне, что больше изменений не будет. Но это была неправда. В дальнейшем они внесли дополнительные изменения». Однако не от одного писателя слышал я о том, что крупные гонорары, возможность издаваться большим тиражом и получить широкую читательскую аудиторию, загородная дача, поездки за границу и другие подачки заставили склонить голову многих потенциальных «либералов» не меньше, чем свирепость цензуры. Писатели-члены партии, пишущие на патриотические темы, получают, как правило, самые щедрые награды. Вадим Кожевников, автор многих романов, посвященных войне, и шпионских боевиков в духе холодной войны (некоторые из них экранизированы для кино и телевидения) скопил, по общему мнению, миллионное состояние. Другие писатели продавались за значительно меньшее вознаграждение, но материалистический дух 70-х годов оказал влияние на многих. «Кого интересует смелая поэзия, — саркастически заметил один преуспевающий поэт, — если основная забота у всех — занять очередь на «Жигули»? В начале 70-х годов самые разные люди сетовали в личных беседах на то, что либеральные поэты 60-х годов утратили свой пыл: Евтушенко, худощавый, не лишенный личного обаяния человек с оттенком самовлюбленности, превратился в корыстолюбивого певца режима, сочиняющего гражданские стихи в духе преданности и нападающего на китайцев или чилийскую хунту; Рождественский начал писать «ширпотреб» или воспевать героев космоса и грандиозные советские стройки; Вознесенский капитулировал, заглушив звонкий голос своей юности и перейдя к созданию более осторожных, сложных по форме, но беззубых произведений; Ахмадулину перестали печатать вовсе. Такая же судьба постигла многих, например, братьев Стругацких с их политически направленной научно-фантастической прозой или Василия Аксенова, стоявшего во главе молодежной группы прозаиков в начале 60-х годов. Хуже того, как мне неоднократно говорили, действительно интересные произведения, созданные в 70-е годы, были написаны авторами «хрущевского поколения», теперь уже людьми средних лет, тогда как из среды молодого поколения 70-х годов не выделился ни один яркий талант, ни один интересный писатель, который дерзнул бы проявить непослушание и стать достойной сменой старшему поколению. «Чтобы иметь возможность сказать хоть что-нибудь вообще, вы уже должны быть кем-то», — тонко заметил один молодой литературный критик. «Сейчас дерзким молодым писателям ломают хребет еще до того, как они начнут свой путь», — добавил человек постарше. Однажды в личной беседе Вознесенский признался, что никогда не смог бы начать как либеральный поэт и завоевать репутацию такового в консервативной атмосфере 70-х годов.

Более того, в эти годы началась утечка жизненных соков и талантов советской культуры. Не только Солженицын был насильно выдворен из страны — отправились в изгнание и другие известные писатели, в том числе Иосиф Бродский, пожалуй, наиболее талантливый из современных русских поэтов, Виктор Некрасов, известный автор романа «В окопах Сталинграда», диссидент-сатирик и блистательный литературный критик Андрей Синявский, острый писатель-диссидент Владимир Максимов. Страх задохнуться в условиях полностью зажатой в тиски духовной жизни заставил эмигрировать инициативных представителей творческой интеллигенции и в других областях искусства. Мстислав Ростропович, измученный официальным «карантином», наложенным на него за оказание помощи Солженицыну, уехал на Запад вместе со своей женой, оперной певицей Галиной Вишневской, чтобы получить возможность вернуться к нормальной концертной деятельности. Даже не имевший никакого отношения к политике молодой Михаил Барышников — ведущий танцовщик балетной труппы Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова и один из самых привилегированных артистов Советского Союза — попросил в 1974 г. политического убежища в Канаде и позднее заявил, что пошел на это из-за убийственного консерватизма культурной жизни в России. Ему хотелось танцевать балеты на музыку Шенберга и Веберна, ставшую современной классикой, но идеологическая комиссия при Министерстве культуры запретила это, заявив, что «их музыка не годится для балета». По той же причине начал кампанию за право эмигрировать и Валерий Панов — еще одна звезда балета театра им. Кирова. Эти примеры свидетельствуют не только о всеподавляющем контроле, которому подчинена культурная жизнь России, но и о затхлой духовной атмосфере вообще в стране. Из своей культурной жизни сегодня Советский Союз выбросил большую часть достижений культуры XX века — абстрактное искусство, современный балет, прозу потока сознания. Недавно умерший Дмитрий Шостакович фактически был единственным значительным композитором двенадцатитоновой музыки, и это — в стране, которая буквально заполнила и поразила мир богатством музыкальной культуры и литературы в XIX — начале XX веков. Сегодня балет Большого театра и Государственный симфонический оркестр при всем их техническом совершенстве (а их действительно стоит посмотреть и послушать) все еще в основном исполняют репертуар XIX века. В литературе, в театральном искусстве также поныне господствуют каноны классики XIX века. Основой современной советской культуры по-прежнему остаются банальные, пропагандистские произведения на производственные темы, подобные пьесе «Сталевары», поставленной Московским Художественным Театром «Ломом Чехова и Станиславского». Действие этой пьесы вертится вокруг основной проблемы — кто станет новым руководителем рабочей бригады на сталеплавильном заводе. Апофеозом пьесы является сцена, когда за раздвинувшимся занавесом перед зрителями предстают четыре домны и раздается весьма реалистически воспроизведенный производственный шум. Когда я уже собирался уезжать из Москвы, на экран вышел широко разрекламированный фильм «Самый горячий месяц май» — еще одна металлурги-черкая поэма, в которой драматическое действие сфокусировано на проблеме выполнения плана. Наибольшими тиражами издаются рассказы о молодежи, радостно отправляющейся на службу в армию или на огромные сибирские стройки, о коммунистах-патриотах, героически победивших «белых» во время гражданской войны, или героические повести о борьбе против фашистов.