Хедрик Смит - Русские

Это стремление к финансовой независимости особенно характерно для молодых образованных женщин. Привлекательная шатенка, разведенная, имеющая девятилетнего сына, сказала мне, что, не работая, она даже не решилась бы подать на развод. Ведь если бы она сама не зарабатывала, то не смогла бы, по ее словам, растить сына только на алименты (алименты на одного ребенка составляют, как правило, четвертую часть зарплаты мужа). «Ни один мужчина никогда не позволит себе разговаривать с самостоятельной женщиной так, как с неработающей», — утверждала моя собеседница. Другим просто нравится быть в обществе, создаваемом рабочим коллективом. Многие учреждения, заводы и фабрики организуют коллективные экскурсии, походы в театр, поездки за город, пикники; дело не ограничивается вечеринкой раз в год, как в американских учреждениях; такие мероприятия проводятся гораздо чаще, так что работающие женщины могут, если хотят, весело провести время и вне семьи. Но при всем том основное — это экономическая необходимость, как для государства, так и для отдельного человека. Именно в силу такой необходимости у советской женщины нет выбора — она должна идти работать. Большинство дошкольных учреждений и аналогичных институтов, которые, если верить бесчисленным заявлениям советских пропагандистов, свидетельствуют об отеческой заботе государства о женщине, на самом деле необходимы для того, чтобы максимальное число женщин могло работать. Некоторые русские женщины с известной долей горечи объясняют, что сеть яслей, детских садов и детских летних лагерей предназначена не столько для облегчения жизни матерей, сколько для выполнения производственных норм. Разумеется, для западных экономистов не остался незамеченным тот факт, что рост советской экономики за последние 15 лет в значительной степени обеспечивается увеличением объема рабочей силы, главным образом, за счет привлечения большего числа женщин (и пенсионеров) к общественно-полезному труду.

Что касается материального положения советских семей, то немногие из них могут позволить себе роскошь жить на зарплату одного работающего. Многие отцы семейств зарабатывают недостаточно для содержания семьи из трех человек, не говоря уже о семьях из четырех или более человек (средняя зарплата городского рабочего в 1974 г. составляла 187 долларов в месяц). Одной из наиболее распространенных реакций русских людей на сведения об американском образе жизни является, насколько я могу судить, удивление их по поводу того, что многие американские семьи могут прожить на одну зарплату. Даже представители русского среднего класса моего уровня не верили, что при наличии семьи из шести человек моей жене не приходится работать ради увеличения семейного бюджета. Русские семьи, в которых есть дети, нередко с таким трудом сводят концы с концами даже при обоих работающих родителях, что женщина не всегда может воспользоваться полагающимся ей по закону неоплачиваемым отпуском по уходу за грудным ребенком, потому что семья не сможет прожить на зарплату мужа. Я знал одну семью, где муж был высокооплачиваемым работником (он зарабатывал 350 долларов в месяц), но жене все же пришлось выйти на работу после девятимесячного отпуска, связанного с рождением ребенка, так как они стали ощущать финансовые затруднения. Для подавляющего большинства горожанок вопроса о том, работать или нет, практически не существует.

Ирония состоит в том, что экономические требования вызвали к жизни сильный обратный поток, который можно назвать борьбой против освобождения. Этот поток возник среди части образованных советских женщин, по моим наблюдениям, именно в той высокообразованной и, пожалуй, хорошо обеспеченной прослойке, которая в Америке поставляет наиболее энергичных и активных борцов за освобождение женщин, считающих, что работа для них — спасение от всех бед. Американки восстают против того, что им приходится быть домашними хозяйками, а русские женщины выступают против необходимости зарабатывать себе на хлеб, необходимости, иногда превращающей работу из средства самовыражения и завоевания независимости в докучную обязанность. Я не раз слышал, как образованные русские женщины во всеуслышание возмущались тем, что им приходится работать. Литературный критик, женщина лет за шестьдесят, рассказывала, что три из ее четырех дочерей, все с высшим образованием, с удовольствием отказались бы от работы. Мать троих детей, которая была в родственных отношениях с известным поэтом, и материальное положение которой позволяло ей не работать, говорила, что друзья завидуют ее свободе. Некоторые в частной беседе заявляли, что они охотно работали бы неполный рабочий день, если бы советская система обладала необходимой гибкостью. Время от времени статьи на эту тему появляются в прессе, но всерьез проблема никогда не обсуждалась, потому что она не соответствует требованиям руководства. Помню бурную реакцию одной женщины-редактора с большим стажем, зрение которой было безнадежно испорчено многолетней работой в издательствах и редакциях газет. Когда я спросил, что она думает об американской точке зрения на эмансипацию, она воскликнула: «Подите вы с вашей эмансипацией! После революции эмансипация женщины означала только то, что она может выполнять ту же тяжелую работу, что и мужчина. Но многие женщины хотели бы не работать, а сидеть дома и растить детей. Я вырастила одного, а хотела больше. Но кто может позволить себе больше одного ребенка? К сожалению, не работать мы не можем — только на зарплату мужа не проживешь. Вот нам и приходится ходить каждый день на службу и зарабатывать деньги».

Советские женщины жалуются на дискриминацию столь же яростно, как и женщины Запада. На первый взгляд это может показаться странным, поскольку в жизни советского общества женщины играют весьма заметную роль. Нужно сказать, что советские политические деятели, как и их американские коллеги, стремятся показать «равновесие мандатов» — на любых публичных сборищах они стараются усадить женщин-представительниц или женщин-делегаток на самое видное место. Пропагандисты без устали хвастаются женщинами, занимающими руководящие посты, обходя молчанием тот факт, что настоящими руководителями все же являются мужчины. В прессе, например, неоднократно подчеркивается, что в Верховном Совете СССР больше женщин, «чем в парламентах всех капиталистических стран вместе взятых». Но такое сравнение насквозь фальшиво и часто вводит в заблуждение иностранцев, потому что Верховный Совет — это орган, предназначенный для механического и единогласного утверждения любого решения, представленного на его рассмотрение. И избрание в него женщин (как и представителей национальных меньшинств) имеет только целью «подсластить пилюлю». В рядах Коммунистической партии Советского Союза — органа, обладающего реальной властью, — процент женщин не велик, и роль их, по-видимому, еще менее значительна, чем роль американок в политической жизни Америки. Среди пятнадцати членов Политбюро — правящей верхушки, принимающей все ключевые решения, — нет ни одной женщины. Ни одной женщины нет и среди девяти членов партийного секретариата, выполняющего повседневную работу по руководству партией. Всего пять-шесть женщин входят в состав всесильного Центрального Комитета партии, насчитывающего 241 человек; в процентном отношении это несколько меньше количества женщин в конгрессе США, причем две из них введены в ЦК для показухи как представительницы рабочего класса и никакой реальной властью, в отличие от большинства членов Центрального Комитета, они не обладают. Подобно Америке, Советский Союз заметно отстает в этом отношении от таких стран, как Индия, Израиль, Цейлон или Великобритания, где женщины стоят во главе государства или крупной политической партии. Почти за шесть десятилетий существования советской власти единственной женщиной в составе Политбюро была Екатерина Фурцева, ставленница Хрущева, которую вскоре, правда, сместили с этого поста, но с 1960 г. до своей смерти (в 1974 г.) она оставалась единственной женщиной в Совете Министров. Даже в республиканском или областном масштабе редко можно встретить женщину на командной должности. Пусть в Америке было только четыре женщины-губернатора штата; в СССР ни одна женщина не занимала аналогичного поста, т. е. не была партийным руководителем республики или крупной области. В России, как и на Западе, мне иногда приходилось наблюдать самые неожиданные проявления врожденного, бессознательного мужского шовинизма, но непревзойденным примером этого за время моего пребывания в России было сообщение об официальном утверждении списка членов Советской комиссии по проведению Международного года женщины (1975 г.) — комиссию возглавлял мужчина!