Хедрик Смит - Русские

Одним из наиболее удивительных мест в повести является откровенная критика и мужем, и женой хваленых советских яслей для детей в возрасте от года до трех. Дима и Ольга жалуются, что 28 детей в группе, где одна «воспитательница», — это слишком много. Они переживают, что их маленькая дочка так тоскует по матери, что судорожно вцепляется в нее ночью и не дает отвести себя в ясли утром. Родителей расстраивает, что дети так часто болеют, заражаясь от других малышей. В минувшем году почти треть своего рабочего времени (в общей сложности 76 рабочих дней) Ольга просидела дома, на больничном по уходу за детьми. Она боится, что если не выйдет на работу еще один день, у нее будут неприятности, и поэтому утром тащит свою дочурку в ясли после ночной рвоты. И все же работу Ольга считает настолько необходимой для самоутверждения, что приходит в негодование, когда Дима предлагает ей не работать несколько лет, чтобы заняться только детьми. «Но то, что предлагаешь ты, это просто… меня уничтожить», — кричит она ему сквозь слезы.

Бывает в этой неделе и светлые минуты, когда Ольга ненадолго забегает в библиотеку, чтобы почитать иностранную научную периодику и вообще полистать разные иностранные журналы; когда она одерживает маленькую победу, исподтишка сунув парикмахеру «на чай» и добиваясь благодаря этому красивой стрижки, только что выйдя из рук его коллеги-халтурщика, превратившего ее лицо в «равнобедренный треугольник»; когда она внезапно решает пройтись до дому пешком, наслаждаясь природой; когда в воскресенье, выкроив время среди нескончаемых домашних дел, она катается с мужем и детьми на санках. Впрочем, в семье происходят и бесконечные ссоры, хотя Дима — хороший муж, лучше многих. Он помогает ей мыть посуду, иногда ходит в магазин, в выходные дни часть времени посвящает детям, изредка помогает одевать их. Но Ольга чувствует себя обиженной каждый раз, когда видит, как он по вечерам, прихлебывая чай, просматривает научные журналы, пока она возится по хозяйству. Как-то воскресным вечером, когда она хочет пришить к платью оторвавшуюся пуговицу, на что всю неделю у нее так и не нашлось времени, Димина просьба погладить ему брюки приводит ее в ярость. Падая без сил в постель после воскресного дня, она чувствует себя не в силах выносить такую жизнь: «Я действительно потерялась — потерялась в туче дел и забот».

Стороннему наблюдателю может показаться, что автор повести сгущает краски, но я слышал от нескольких женщин, что они — «точь-в-точь Ольги», и я уверен, что таких Ольг значительно больше в России, чем преуспевающих представительниц женского пола типа Марии Федоровны. В советской прессе нередко можно прочесть жалобы женщин на то, как тяжело им справляться с домашними обязанностями и на резкий отпор мужей в ответ на все попытки привлечь их к помощи по дому. Эти жалобы — доказательство того, что история Ольги отражает основную причину трений, возникающих во многих русских семьях. Еще одним доказательством этого является высокий процент разводов (по официальным данным за 1971 г. он составляет 28 %, а в Америке 43 %, но в Москве, как говорят, число разводов приближается к 50 %). Семейные разногласия обостряются из-за тяжелого положения работающих женщин и тесноты квартир, где почти нет места для уединения. И все же история Ольги нетипична в трех аспектах: в отличие от большинства русских женщин, живущих в городе, у нее есть второй ребенок; ей повезло — она сумела устроить обоих своих детей в детские учреждения (сад и ясли), что удается только примерно половине городских семей из-за нехватки мест в этих учреждениях (что касается сельской местности, это доступно, по примерным данным, только четвертой части всех семей); у нее нет бабушки, которая жила бы в семье и заботилась бы о детях в случае неприятностей с садом или яслями.

Хотя под влиянием урбанизации стиль жизни русских и изменился, традиция большой семьи, когда под одной крышей живут три поколения — от малышей до бабушек и дедушек, — все еще сильна в России. Здесь роль няни выполняет член семьи. С моей точки зрения, одной из наиболее привлекательных сторон русской жизни является глубина семейных привязанностей и ощущаемая всеми членами семьи ответственность одного поколения перед другим. Прочность семейных связей в России настолько широко известна, что я просто поразился, узнав о высоком проценте разводов и о широко распространенной практике ездить в отпуск порознь: детей отправляют в пионерский лагерь, а муж и жена уезжают отдыхать в разные места и в разное время (в некоторых случаях это происходит потому, что мужу и жене не удается получить отпуск одновременно, однако многие мужчины говорили мне, что они предпочитают отдыхать именно так. «Что за отпуск, когда жена под боком?» — сказал мне, улыбаясь, один советский дипломат). Однако в обычной повседневной жизни семейные связи в силу необходимости очень крепки.

Конечно, наличие бабушки увеличивает тесноту в квартире и иногда является причиной ссор, но работающая мать семейства не может без нее обойтись, и редкая семья добровольно расстается с бабушкой. В качестве компенсации семья заботится о своих стариках — ведь в обществе, утверждающем, что человек в нем благоденствует от колыбели до могилы, существует, как я слышал, очень мало (да и те весьма непривлекательные) заведения для призрения престарелых. Парадоксально, что неспособность системы разрешать проблемы человека на обоих «концах» его жизни — в детстве и в старости — приводит к усилению роли семьи.

Самая большая трагедия большинства русских горожанок, как я слышал от них самих, состоит в том, что волей обстоятельств они лишены счастья повторного материнства. «Дети — самая большая ценность в жизни, но мы лишены ее, мы не можем ее себе позволить», — с горечью проговорила пожилая женщина, мать взрослого сына, выдающегося специалиста по электронно-вычислительным машинам. Темноглазая писательница высказалась еще более резко, скаламбурив: «Советских женщин вовлекли в производство и отвлекли от воспроизводства». Буквально десятки женщин, узнав, что у нас четверо детей, расплывались в улыбке и восклицали: «Да вы же богатые люди!», имея при этом в виду не деньги, а то, что много детей — много радости. «Очень немногие женщины осмеливаются мечтать о двух-трех детях; им приходится довольствоваться единственным ребенком, — объяснила эту реакцию одна журналистка. — Многодетные семьи можно встретить в основном в деревнях или в Средней Азии. Большинство городских семей не располагает достаточными средствами и достаточной жилплощадью, у них нет необходимых условий, чтобы растить больше, чем одного ребенка. У меня один ребенок, и больше я не могла себе позволить, а если вы услышите, что у таких-то двое детей — это уже в некотором роде героизм». Это чувство обделенности ощущается не только в случайных беседах. В июле 1973 г. в «Литературной газете» были опубликованы результаты опроса 33 тыс. женщин, показавшие, что подавляющее большинство женщин хотело бы иметь вдвое или втрое больше детей, чем у них есть. В другом обзоре сообщалось, что только 3 % женщин считают, что семья с единственным ребенком является идеальной, хотя 64 % женщин имеют только одного ребенка, а 17 % не имеют детей вообще.