Хедрик Смит - Русские

На другом полюсе находятся плохо оборудованные, испытывающие недостаток в квалифицированных преподавателях сельские школы, школы в маленьких городах, работающие иногда в две-три смены из-за нехватки места. И самые худшие — школы в рабочих районах, которые русские учителя в беседах со мной называли «советскими школьными джунглями». Василий, одаренный молодой учитель, преподающий математику в рабочем районе Москвы, рассказывал, что из 80 его восьмиклассников 15 имеют медицинское заключение, освобождающее их от экзаменов или вообще от посещения школы как умственно отсталых; «Мертвые души», — сказал о них Василий с горечью. По его словам, наряду с благополучными школьниками имеются и такие, которые лишены возможности готовить домашние задания из-за ненормальной обстановки в семье или пьянства родителей. Тем не менее школьная администрация оказывает на учителя сильное давление, заставляя его всем ученикам, за исключением разве что двух-трех, ставить удовлетворительный выпускной балл, чтобы не вступать в противоречие с официальными заявлениями о том, что все дети получают среднее образование, хотя нередко это чистая формальность (с 1973 г. восьмилетнее образование в СССР является обязательным). Мне говорили, что обстановка в школах рабочих районов настолько неприятна, что учителя готовы пойти на неудобства, связанные с большой тратой времени на дорогу от дома, лишь бы работать в старой школе с лучшей репутацией, расположенной в центре Москвы, а не в школе рабочего района, даже если она расположена поблизости.

«Практически все мои ученики неграмотны, но я закрываю на это глаза», — сказала Надя, женщина средних лет, учительница литературы, много лет проработавшая в восьмых и девятых классах таких московских школ. — На каждые сорок учеников обязательно приходится пять-шесть, которые все время дерутся, курят и пьют. Это самые настоящие хулиганы. Они вовлекаются в воровские шайки; среди девочек известны случаи беременности. В прошлом году у меня была одна ученица, девочка 15 лет: она проучилась всего полгода и была обвинена в проституции.

Неудовлетворительную отметку плохому ученику вы поставить не можете, потому что директор должен обеспечить необходимую норму успеваемости — 98–99 %, иначе ему грозит выговор. В прошлом году один учитель был уволен за то, что ставил много неудовлетворительных оценок. И ученики об этом знают. Они заявляют вам прямо в глаза: «Вы не можете меня выгнать». Как-то я поставила «тройку» довольно хорошему ученику, и он был возмущен. «Почему вы ставите «тройку» мне и ту же «тройку» вот ему, он ведь совсем ничего не знает?» — спросил он. «Я хочу, чтобы он получил свидетельство об окончании восьмого класса, тогда он уйдет из школы. Зато на следующий год я смогу учить тебя и других ребят, которые по-настоящему хотят учиться», — сказала я ему в ответ. Она имела в виду, что после восьмого класса слабые ученики вообще оставляют учебу или их ориентируют на профессионально-технические учебные заведения. Это превратилось в наболевшую проблему. В печати время от времени публикуются жалобы родителей, недовольных тем, что в девятых и десятых классах (по окончании которых можно поступить в высшие учебные заведения) не хватает мест для вчерашних восьмиклассников. В школе по соседству с нами дети в течение недели сдавали выпускные экзамены за восьмой класс. По результатам экзаменов проводили специализацию, и слабым ученикам рекомендовали поступать в профессионально-технические училища, например, в училище, где готовят рабочих для швейных фабрик (оно находится у нас за углом). Проблема все более обостряется, поскольку власти в Советском Союзе в течение последних десяти лет всячески пропагандировали необходимость получения законченного среднего образования (включая девятый и десятый классы), не расширяя при этом сети высших учебных заведений. В настоящее время наблюдается конфликт между государством и множеством родителей: государство нуждается в большем количестве высококвалифицированных рабочих, а родители хотят чтобы их дети получили высшее образование, дающее право на более престижную работу.

Что же произошло на самом деле в Советском Союзе? В настоящее время интеллигенция стала достаточно многочисленной, чтобы растить себе смену из своих собственных рядов. Положение изменилось по сравнению с длительным периодом, когда революция, гражданская война, чистки и Вторая мировая война уносили столько людей, что государству постоянно требовался приток свежих сил «снизу». В наши дни хорошо обеспеченные родители, которые подумывают для своих детей о престижных учебных заведениях (Московском или Ленинградском государственных университетах или каком-нибудь другом университете или институте), подобных старейшим учебным заведениям Новой Англии, прилагают огромные усилия, чтобы устроить детей в «специальные школы». В этих школах — в одной из них учились и наши дети — особое внимание уделяется преподаванию иностранных языков (английского, немецкого, французского, испанского), точных наук или музыки; начинают преподавать такие предметы со второго класса. Кроме того, все прочие предметы также преподаются на более высоком уровне. Поскольку большинство школ крупных городов Советского Союза включает все классы (с первого по десятый), очень важно поступить в такую школу с самого начала. Теоретически спецшкола, как и любая другая, обслуживает прилегающий к ней микрорайон, но кого попало туда не принимают. Без излишнего шума администрация школы не допускает поступления плохо подготовленных детей, устраивая для этой цели неофициальные приемные испытания. Мы слышали от некоторых соседей, что когда в нашу школу № 30 приводят детей для записи в первый класс, их просят почитать по книге (хотя, как правило, в детских садах чтению не обучают), продекламировать детский стишок, рассказать сказку и дать описание различных времен года. Если семья живет за пределами микрорайона, где находится такая школа, родители используют свои связи или «подмазывают» директора подарками, чтобы их детей приняли в школу.

Классовое сознание родителей, а иногда антагонизм, возникающий подчас между рабочими и интеллигенцией, просачивается и в детскую среду. Одни наши знакомые жили в кооперативном доме, заселенном людьми, которых в Советском Союзе называют интеллигенцией (в Америке их скорее отнесли бы к среднему классу — инженеры, научные работники, армейские офицеры и вообще люди с высшим образованием). Этот дом был окружен домами, где жили семьи рабочих. По словам наших друзей, стиль жизни обеих групп населения совершенно различен. Разговоры рабочих, как правило, не идут дальше спорта; родители там стараются, чтобы дети посещали спортивные секции; свет в окнах гаснет в 10.30 вечера. Жильцы кооперативного дома больше интересуются проблемами культуры, их дети берут уроки музыки; свет в окнах горит до полуночи. Между обеими группами почти нет социальных связей. Ни наши друзья, ни кто-либо другой из русских не слышал о браках между представителями обеих групп, за исключением отдельных случаев. Дети из семей, принадлежащих к этим двум группам, учились в одной и той же районной школе, но с раннего возраста их ориентировали на разные цели. Дети рабочих собирались по окончании средней школы стать шоферами такси, милиционерами или заводскими рабочими, а дети представителей интеллигентных профессий надеялись поступить в институты. «Конечно, не обходится без исключений, — сказал наш друг, специалист по программированию, — но в принципе существуют две группы населения, и каждый знает, к какой группе он принадлежит. Дети одной группы почти никогда не приглашают к себе детей из другой группы. Они чувствуют социальные различия. В совместных играх они ведут себя, как «враги». Он помолчал: слово «враги» показалось ему слишком сильным. «Соперники?» — подсказал я. «Нет, «соперники» — это недостаточно сильно. — возразил он. — Нечто среднее между врагами и соперниками. Во всяком случае, дети из тех домов относятся к детям из нашего дома, как к отпрыскам интеллигентов. Они считают, что наши дети богаче, и смотрят на них снизу вверх».