Хедрик Смит - Русские

Быстрота выполнения работ советскими строителями, как правило, достигается за счет пренебрежения качеством. Виктор Перстев, опытный инженер-строитель, с красным обветренным лицом, один из руководителей камской стройки, и инженеры его типа любят похвастать, что советские строительные бригады могут за месяц возвести 14-этажный жилой дом (на 300 квартир). Издали эти дома выглядят довольно прилично, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что они так же быстро разрушаются, как и почти все советские постройки, и разваливаются вскоре после заселения. Полы в квартирах неровные, окна и стены потрескавшиеся, водопроводная арматура в кухне и ванной грубая, соединена плохо. В общем, как и почти повсюду, качество работы очень низкое. Когда американский корреспондент спросил у одного русского, почему все делается так скверно, тот пожал плечами: «Это все ничье, поэтому никому и дела нет».

Короче говоря, механическая советская система экономического планирования, по-видимому, никак не вяжется с русским национальным характером. В свободном мире русские считаются дисциплинированными из-за их кажущейся покорности начальству, но это навязанная извне дисциплина. Предоставленные самим себе русские обычно беспечны, беспорядочны, приятно неорганизованны и не очень деятельны; это — люди, мало знакомые с понятием «эффективность» (знаменательно, что в русском языке даже не было слова для обозначения этого понятия и пришлось его заимствовать из английского). Как рассказывали мне московские друзья, обычное советское учреждение, нечасто посещаемое иностранными гостями, представляет собой перенаселенное помещение, в котором не хватает рабочих столов, везде царит беспорядок и обязательно имеется небольшой уголок пропаганды. На заводах, которые мне показывали, как правило, был порядок, хотя меня поражал страшный грохот машин и почти полное отсутствие признаков соблюдения техники безопасности. Но мои советские друзья утверждали, что и эти заводы — показуха , и что обычный советский завод — сущий бордель, как выражались многие. Кроме того, иностранец может осмотреть множество заводов, глазея на станки, и так и не узнать, что такое «штурмовщина», не понять, что чувство времени у русских весьма расплывчато или не существует вовсе (это и очаровательно, и одновременно грустно). Оно очень мало напоминает чувство времени в коммерческом обществе. Многие туристы узнают, к своему ужасу, что только для того, чтобы заказать обед в ресторане, нужно потратить и и более. Пресс-конференция, рассчитанная на час, начинается почти с часовым опозданием и продолжается на два часа дольше; краткий ответ может занять 45 минут; десятиминутный визит к друзьям неизменно затягивается на 3 или 4 часа (привычка засиживаться далеко за полночь — один из самых привлекательных пороков русских); работа, которую можно сделать за неделю, занимает три; если ломаются лифты, они стоят по две недели и больше; вообще любой ремонт длится непредсказуемое время; графики строительства по всей стране выполняются с опозданием на годы. Русских буквально отталкивает нетерпеливость иностранцев, особенно американцев, которые просто на стены лезут от досады на отсутствие пунктуальности в русской жизни с ее бессмысленными потерями времени. Простодушный иностранец, считающий Советский Союз передовой страной, бывает часто ошарашен, впервые столкнувшись с чрезвычайно медленными темпами решения большинства коммерческих вопросов, как это свойственно слаборазвитым странам. Требуется немало времени, чтобы понять, что выражение « скоро будет » в действительности соответствует испанскому manana (завтра), растянутому до бесконечности. Ибо оттягивание времени — существенная черта русских. Может быть, в этом — основная причина появления бесконечных лозунгов, призывающих выполнить план вовремя.

Хотя русские при необходимости умеют работать с большим напряжением, способность к систематическому тяжелому труду не входит в число их национальных добродетелей. Им не свойственна трудовая этика американцев, немцев или японцев. «Американцы работают тяжело, отдают работе долгие часы, обеспечивают себе карьеру и одновременно зарабатывают язву, — заметил один советский редактор, признаваясь, что ему редко приходилось работать с напряжением. — Русские не работают чрезмерно тяжело и не очень усердствуют. Мы живем менее напряженно». Одна школьная учительница сказала Энн, что считает свою работу лучшим, что у нее есть в жизни, «потому что там ее никто не подгоняет». Мартик Мартенц, американский армянин, коммунист, добровольно вернувшийся из Нью-Йорка в Советский Союз, рассказывал мне, как его удивило советское представление об американцах. «Они думают, что в Америке все богаты, — говорил он с удивлением. — И не представляют себе, как тяжело приходится там работать».

Один сценарист полагает, что многие русские не особенно усердствуют на работе отчасти потому, что это не окупается. По его словам, дело обстоит так, что если какой-нибудь врач в поликлинике зарекомендует себя как хороший добросовестный специалист, это, в результате, привлечет больше пациентов и заставит его много времени работать сверхурочно, не получая оплату за переработанные часы, а продвигаться по службе будут те из врачей, которые выступают на партийных собраниях и завоевывают расположение партийных руководителей. Другой причиной, как отмечали мои русские друзья, является то, что в Советском Союзе деньги все еще не играют той роли, что в западных обществах. «Одних денег еще недостаточно: надо, чтобы было на что их тратить, — заметил молодой ученый. — Связи важнее денег. Имея связи, вы можете достать за ваши деньги дефицитные товары. Без связей, только из-за денег, не стоит и стараться».

Привычка отлынивать от работы настолько распространена в России, что Аркадию Райкину, известному эстрадному актеру, было разрешено цензурой показать несколько сатирических сцен на эту тему. В одной из таких сцен актер изображает инженера, который, валяясь целый день на кровати размером с площадку для игры в гольф, занят только тем, что подводит теоретическую базу под свои прогулы. Рассказывая зрителю об «эффективности» своей работы, он насмешливо заключает: «Я им делаю одолжение, что не прихожу». В другой сценке показывается, как трое мужчин, улизнувших в рабочее время в парикмахерскую, оказываются в ситуации, когда их некому обслужить, так как парикмахеры в свою очередь удрали с работы: один за апельсинами, другой в ремонтную мастерскую, а третий на прием к зубному врачу. Парикмахеры возвращаются на работу ни с чем и узнают, что продавец из овощного магазина, мастер из ремонтной мастерской и зубной врач сидят у них в креслах.