Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Особое место в ряду чудовищных преступлений гитлеровцев занимает заранее спланированная массовая гибель советских военнопленных. В популярной литературе фигурируют цифры, не вызывающие принципиальных споров в международном научном сообществе: во власти вермахта оказалось от 5,3 до 5,7 млн советских военнопленных, 3,3 млн из них «умерли ужасной смертью от голода, болезней, вызванных недоеданием, и холода» [1269] , а также погибли в результате сотрудничества немецких военных с карательными органами гитлеровского государства. Количество последних оценивается в 600 тыс. человек [1270] . Жертвами «приказа о комиссарах» стали 10 тыс. политработников Красной Армии [1271] . Львиная доля погибших приходится на период с лета 1941 г. до весны 1942 г.: из 3,35 млн (по другим данным, 3,7 млн) попавших в плен советских солдат в январе 1942 г. в живых оставались только 1,16 млн [1272] . Уже по пути в лагеря военнопленных умирали десятки тысяч человек, а условия жизни в самих лагерях преднамеренно создавались такие, что «не оставляли большинству пленных никаких шансов на выживание» [1273] . В одних случаях люди размещались под открытым небом и были вынуждены сами копать себе землянки, в других пленные красноармейцы находились в такой тесноте, что даже не могли отправить естественные надобности. Голод достигал такой степени, что отмечались случаи каннибализма. По разным данным, ежедневно умирали от 3–4 до 6 тыс. человек [1274] .

В популярной литературе поясняется, что причинами такого бесчеловечного обращения были как нацистская расовая идеология, так и экономические расчеты. «Брюквенная зима» 1916–1917 гг. в значительной мере способствовала ухудшению настроения немецкого населения в тылу во время Первой мировой войны, поэтому теперь приоритетом стало обеспечение Германии продовольствием. «Будет ли голодать остальная Европа, было несущественно», — пишет Й. Кершоу и цитирует запись совещания высших офицеров вермахта 2 мая 1941 г. о предполагаемой гибели десятков миллионов людей [1275] . Только 31 октября 1941 г. Верховное главнокомандование вермахта издало директиву «Об использовании рабочей силы русских военнопленных для потребностей военной экономики», а позднее были несущественно повышены их продовольственные рационы. Для большинства попавших в плен красноармейцев эта переориентация нацистского руководства произошла слишком поздно, констатируют историки.

В изданиях системы гражданского образования показаны цели и механизм управления оккупированной советской территорией. Историки отмечают, что оккупационная политика Германии на Востоке принципиально отличалась от политики на Западе, где управление находилось в руках местных коллаборационистских правительств, рейхскомиссаров или военных главнокомандующих. В странах Западной и Северной Европы имели место нарушения международного права, но они не были проявлением систематической стратегии. Преступления совершали большей частью полиция безопасности, СД и Ваффен-СС, а вермахт иногда даже протестовал. В отличие от Западной и Северной Европы, Гитлер рассматривал Восток как «сад Эдема», источник гигантских сырьевых ресурсов, онемечивания собственности, а местных жителей приравнивал к американским индейцам, которые подлежали истреблению [1276] . «На оккупированных территориях Польши и Советского Союза действовал только принцип подчинения, подавления и уничтожения», — пишет Вольфганг Бенц [1277] .

Нацистская оккупационная политика находилась в руках четырех конкурирующих инстанций: Экономического штаба «Восток», входившего в структуру Управления Четырехлетнего плана (Г. Геринг); рейхсфюрера СС Г. Гиммлера; вермахта; министра оккупированных восточных территорий А. Розенберга. В силу этого на действия оккупантов оказывали влияние человеконенавистническая идеология нацизма, хаос компетенций, борьба за власть и кумулятивная радикализация войны. А. Розенберг, выступавший за дифференцированное обращение с населением, был вынужден уступить сторонникам жестокой колонизации и онемечивания «восточного пространства». Вопреки его мнению М. Борман и Г. Геринг добились назначения рейхскомиссаром Украины гауляйтера Восточной Пруссии Э. Коха, нацеленного на безжалостное обращение с украинцами и освобождение вверенной ему территории для немецких поселенцев. В. Бенц считает, что Э. Кох «превратил изначальное желание многих украинцев сотрудничать — а они встречали вермахт как освободителя от коммунистического ига Сталина — в ожесточенную ненависть к оккупационному режиму» [1278] . Не имели успеха и предложения А. Розенберга не применять «приказ о комиссарах» к функционерам низшего и среднего звена, сыграть на стремлении некоторых народов к автономии, чтобы лишить массовой опоры партизанское движение [1279] .

Оккупационная политика нацистов и коллаборационистов повергла все население в страх и ужас. «На улицах постоянно можно было видеть убитых, без вины расстрелянных оккупантами. Жертвы публичных казней, как и в Польше, долгое время оставались висеть для устрашения. На саботаж отвечали казнями сотен людей. Сжигали целые деревни, потому что они не поставляли требуемые продукты или будто бы поддерживали партизан», — описывает оккупационную повседневность Й. Кершоу. Оккупанты сами способствовали притоку новых бойцов в партизанские отряды, организовав депортации на принудительные работы в Германию с такой жестокостью, что многие жители считали отъезд в Рейх равнозначным смерти. Британский историк цитирует высказывание одной украинки: «Мы были счастливы видеть их — они пришли, чтобы спасти нас от коммунистов, которые все у нас отобрали и оставили умирать от голода» и комментирует его: «Только конченые идиоты могли превратить эту ненависть к Советам в еще большую ненависть к немцам. Немецкие захватчики добились именно этого» [1280] .

У. Герберт указывает на роль немецких чиновников в провале нацистской оккупационной политики. Они рассматривали земли на Востоке как колониальные территории, как источник обогащения: «Большинство из них происходили из небогатых семей и прежде занимали невысокие партийные должности <���…> Обеспеченность кадрами была крайне низкой, чаще всего 20–25 немецких чиновников управляли территорией, равной Саксонии. Коррупция процветала, и многие чиновники, в том числе нижнего звена, в течение двух-трех лет вели в восточных областях господскую жизнь в конфискованных имениях с домашней прислугой, лейб-гвардией и барскими замашками» [1281] .

Во всех исследованных изданиях более или менее подробно рассказано о генеральном плане «Ост», который нацистская верхушка обсуждала с середины 1941 г. Этот план предусматривал для советских граждан подневольный труд, депортацию или смерть. В поселениях «Ингерманландии» (вокруг Ленинграда), «Готенгау» (Крым и Херсонская область), на территории Мемель — Нарев (округ Белосток и Западная Литва) и в 36 поселенческих опорных пунктах 4 млн «германцев» должны были господствовать над местным населением, низведенным до положения рабов. На совещаниях открыто говорилось о депортациях в Сибирь и уничтожении 31 млн человек [1282] .