Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Протокол записан с моих слов верно и мне зачитан.

Допросил Оперативный] Уполномоченный] ОТО НКГБ ст[анции] Даугавпилс. Мл[адший] лейтенант госбезопасности Калмыков.

АЯВ. М-33\1022. Л. 131, 132, 141, 145–146.

<���…>

Как я уже показывал на предыдущем допросе, массовые расстрелы мирных граждан начались в конце июля. Когда начались массовые расстрелы, мой сосед по улице Лисовский Иван, будучи хорошо знакомым полицейскому Савицкому, проявил активность в подборе рабочих для могильных работ, включив в список и меня. Когда Лисовский зашел за мной около 10 вечера, я вместе с ним пошел к полицейскому участку на Ликсненской улице. Совместно с нами пошел и мой сын Бейнарович Василий. Около участка собралось человек 25. Перед участком Лисовский выстроил нас в шеренгу по двое и сделал такое объявление: «Пойдем копать жидам могилу, не бойтесь, ребята, советская власть теперь не вернется. Хватит нам жить под еврейским игом. После того как расстреляют евреев, нам оставят жидовские лоскуты, а те, кто не хочет идти с нами или жалеет их, того мы поставим вместе с жидами на колени около могилы и отправим туда же». На такое объявление Лисовского никто не сказал никакого возражения, и мы пошли, как на обычную работу. <���…>

Чувствовался сильный запах гниющих тел; рядом была расположена могила ранее расстрелянных, но об этом никто не спрашивал. Я работал в паре с Прокоповичем. <���…>

После расстрела Лисовский сказал нам: «Идите вниз, берите жидовские тряпки». Мы все кинулись к месту раздевания расстрелянных и хватали кто что успел, делая неразбериху и давку. Мне в этот раз ничего не досталось, а сыну моему Бейнаровичу Василию удалось достать пару сапог.

АЯВ. М-33\1022. Л. 151, 154.

<���…>

Все участники разделялись на три группы людей, выполнявших различные обязанности и абсолютно не связанных между собой по личному знакомству, кровавая деятельность которых происходила обособленно с таким расчетом, чтобы одни не могли свидетельствовать действия других, что вызвано было сознательным расчетом немцев.

1. Каратели — лица, занимавшиеся непосредственно расстрелом. Среди них были полицейские других уездов, члены организации «Айзсарги» [1511] и несколько местных полицейских; к этой группе принадлежал и полицейский Савицкий.

2. Могильщики — занимавшиеся непосредственно подготовкой могил. Среди них: Трифонов Григорий, Карпенок Владислав, Семенов Виталий, Шпинглис, Лисовский Иван. Всего человек 40, так как объем работ был большой. Могилы подготовлялись из расчета погребения после расстрела 800—1000 человек. Копали с 11–12 часов вечера, на рассвете отводили в сторону и приводили обреченных.

3. Фурманы (ломовые извозчики), в обязанности которых входили подвоз к месту расстрела граждан, не могущих передвигаться, главным образом стариков и детей, а также вывоз награбленного имущества при расстрелах в момент раздевания граждан и вывоз квартирного имущества после расстрела семей. В соответствие перечисленных мною трех групп, участвующих в злодеяниях, поощряемых оккупационными властями, и разделение награбленного имущества происходило по рангам. Самое ценное забиралось карателями, расстреливавшими граждан, остальное делилось между нами, могильщиками, и фурманами. Прошу отметить одного из известных мне фурманов, но известного мне не по фамилии, а по адресу его жительства, где он проживает и по настоящее время. Г[ород] Даугавпилс, Ужвинская улица, дом гражданина Белецкого, расположенный около богадельни вблизи места расстрела Пески.

Теперь я остановлюсь на факте того, почему три группы не знали о действиях других групп. Когда мы приготавливали могилы для расстрелов, карателей и фурманов в это время не было. Перед приходом карателей и обреченных граждан нас отводили на сто метров в сторону с приказом не появляться на месте расстрела. Когда заканчивали расстрел и уходили каратели, тогда приходили мы к могилам, наполненным кровавыми телами расстрелянных, в это время фурманы отвозили имущество — лучшее награбленное с расстрелянных, оставляя худшее для нас. Когда мы оканчивали могильные работы, то фурманов также уже не было. К этому необходимо добавить и то обстоятельство, что расстрелы происходили ночью, что не давало возможности запечатлеть лиц, принимавших кровавое участие в составе той или иной группы. Кроме того, под страхом расстрела приказано не разглашать все, участниками чего мы являлись.

АЯВ. М-33\1022. Л. 160–162.

Протокол допроса от 15 сентября 1944 г[ода] свидетеля Лисовской Валентины Константиновны, 1908 г[ода рождения], проживающей в гор[оде] Даугавпилсе, Виленская ул[ица] д[ом] 132, русской, гр[аждан]ки СССР. Допрос вел оперуполномоченный Управления НКГБ ст[анции] Двинск мл[адший] лейтенант госбезопасности Калмыков.

Вопрос: Вы знаете гражданина Лисовского Ивана Антоновича?

Ответ: Лисовского Ивана Антоновича знаю с 1927 г[ода], сначала как моего жениха и с 1929 г[ода] по 1941 год жила с ним в законном браке, являлась его женой.

Вопрос: Каковы ваши взаимоотношения с Лисовским Иваном Антоновичем?

Ответ: Мои взаимоотношения с Лисовским Иваном Антоновичем до сентября месяца 1941 г[ода] были родственно-семейными, а в период немецкой оккупации гор[ода] Двинск, особенно в начальный ее момент июль — август месяцы 1941 года, мой муж Лисовский Иван встал на путь измены и предательства русскому народу. Я, как русская женщина, не могла перенести пособническо-грабительской деятельности Лисовского по отношению к народу [1512] и оставила Лисовского — разошлась с ним, и мое отношение к нему в данное время как к постороннему человеку, не имеющего ничего общего со мной.

Вопрос: Расскажите подробно о деятельности Лисовского Ивана в период немецкой оккупации гор. Даугавпилса с 1941 по 1944 год.

Ответ: За несколько дней до начала войны я выехала в Ригу, где у меня в пионерских лагерях гор[ода] Рига находилась дочь Регина. Война застала меня на обратном пути в Даугавпилс, куда я приехала 10 июля 1941 года. Войдя в свою собственную квартиру, я увидела в ней немецких солдат, дружески беседующих с Лисовским Иваном и слушавших совместно с ним немецкую передачу, что меня страшно возмутило и стало стыдно за мужа. Лисовский относился к ним настолько дружелюбно, даже устроил им выпивку, целовал их, и было видно, что он рад приходу немецких войск. В их беседах Лисовский говорил: «Русские хорошие люди, но Советы — это еврейское засилье, от него нам надо избавиться. Их надо всех уничтожить, и мы теперь сделаем это. Выведем иудейство с начала до конца». Солдаты поддакивали ему, подтверждая то, что «мы, немцы, ничего не имеем против русских, нам не надо их земли, но мы поможем вам вывести иудейство с их советами на русской земле».