Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Такое суждение Лисовского о евреях не было для меня новостью. Еще при Ульмановском правительстве он частенько говорил: «Евреям нужен Гитлер, скоро он наведет им свои порядки». Но такую любезность к немцам я не ожидала. Никаких замечаний я не делала, полагая, что это необходимо делать для сохранения наших детей или нас самих. Но чем дальше, тем он больше становился с ними любезней. Завел среди них хороших товарищей, поселив их к нам на квартиру. Впоследствии Лисовский дошел даже до подлости по отношению ко мне как к его жене и как к русской женщине. Пьянствуя с немцем, фамилию которого я не знаю, в угоду ему он сказал: «Вот вам моя жена — делайте с ней, что хотите. Я для вас, наших освободителей, согласен на все». Немец начал приставать ко мне как к женщине. Я обратилась к мужу, Лисовскому, на что он мне ответил: «Валя, нельзя делать глупостей. Это немцы защитники, и они уже 2 года находятся на войне, им надо сочувствовать». Избежав этого лично я [1513] , Лисовский продолжал делать поводы, чтобы я была с немцем. Прислал его ко мне на кровать ночью во время моего сна, вынудив меня оставить квартиру. Это произошло в конце июля месяца 1941 года, примерно через месяц после вступления немецких войск в Даугавпилс. Этот факт окончательно меня убедил в том, что мой муж — враг мне и советскому народу, если в угоду оккупантам-немцам способен отдать свою жену и мать его 4 детей. Находясь в материальной зависимости от Лисовского, я продолжала оставаться его женой до тех пор, пока он не стал оказывать прямую помощь оккупационным властям при творимых ими злодеяниях в отношении беззащитных мирных граждан гор[ода] Даугавпилса, пока он, Лисовский, не принял участие в массовых расстрелах женщин, детей, стариков, участвуя в их ограблении. После этого быть его женой я считала позором для себя и моих детей перед нашим народом. Я оставила Лисовского, взяв своих четверых детей с собой. Что мне известно о кровавой деятельности Лисовского? Прежде всего, весь круг знакомых, товарищей Лисовского после оккупации гор[ода] Даугавпилса немецкими войсками сразу же оказался деятельными помощниками немцев и охарактеризовали себя как изменников родины, добровольно вступив на службу в карательные органы — полицию. К ним относятся известные мне друзья Лисовского: Макаров Андрей, Савицкий Николай, Тартар Юзеф и ряд других фамилий, которых я не знаю. Также не исключена возможность, что сам Лисовский был связан с полицией, но точно не могу сказать. Началось так. В начале августа или конце июля месяца 1941 г[ода], точно сейчас помню, я с Лисовским была в городе, на улице нас встретил полицейский Тартар Юзеф, который обратился к Лисовскому со словами: «Ну, Ваня, теперь есть нам работа, и работы много, приходи сегодня в полицейский участок, а то некому совершенно работать». Не поняв, на какую работу приглашается мой муж Лисовский, я спросила самого Лисовского: «На какую работу тебя приглашает полицейскийй?» Лисовский мне без подробных разъяснений коротко ответил: «Наверно, копать ямы». Что за ямы, я так и не поняла, что поздней оказалось копать могилы для расстреливаемых мирных граждан гор[ода] Даугавпилса, как тогда говорили, для евреев. Это было накануне массовых расстрелов граждан еврейской национальности. При этой встрече с Тартаром Лисовский отказывался от работы, мотивируя это болезнью руки, — отсюда я делаю заключение, что Лисовский знал от полиции о характере предстоящих кровавых злодеяний и, видимо, сразу не решался принять в них участие. Спустя двое суток после рассказанной мною встречи с полицейским Тартар Лисовский из дома исчез и не являлся на квартиру до двух часов ночи, вызывая беспокойство о нем его матери, тем более что в период массового злодеяния, расстрелов, по городу немецко-латвийскими оккупационными властями было вывешено объявление за подписью коменданта города — немца, гласящее: «Лица, обнаруженные на улицах города позднее 10 часов вечера, будут расстреливаться на месте». Вернувшись домой в 2 часа ночи, Лисовский был мокрый и очень взволнован. На мои вопросы отвечал только тем: «Что творится, что делается!» Или такие слова: «Как кричат, как плачут дети! Нет, я больше не могу».

На другой день, когда Лисовский пришел в себя и несколько успокоился от пережитого им впервые от того кровавого дела, в котором он участвовал, на мои вопросы о том, что произошло, Лисовский рассказал мне: «Вчера расстреливали на Песках жидов. Я был там совместно с полицией, мы выкопали две могилы, в которые уложили примерно 600 человек. Я копал могилы совместно с рабочими. Жидов привели часов в 11 или 12 ночи, когда могилы были еще не готовы. Всю толпу, в которой были мужчины, женщины и дети, посадили недалеко от могил. Расстрел начали с молодых мужчин, когда их повели к могиле, они запели русскую советскую песню: “Смело, товарищи, в ногу”. Из них кто-то крикнул: “Да здравствует товарищ Сталин, а Гитлер пусть захлебнется нашей кровью!” Их расстреляли, после этого стали расстреливать женщин, детей и стариков, на что я не мог смотреть. Мне жидов не жалко, я к ним ласки не имею, они посадили русский народ в мешок, но мне жутко — только плач и крики детей. Они кричали: “Дяденька, не стреляй”, а один мальчик, такой как наш, лет 12, кричал: “Дяденька, не стреляй меня, на тебе мои часики, не стреляй, я скажу у кого есть еще такие часики”». Я спросила Лисовского: кто же расстреливал людей? На что он мне ответил, не называя фамилий, что расстреливали латыши, а немцев там даже не было. Я спросила: «Кого ты видел из знакомых евреев? Не видел ли ты Шрейбе, Иоффе, Ицекович и других, с которыми мы дружно жили?» Лисовский ответил, что никого не встречал. Прослушав такой ужас, в котором участвовал Лисовский, я тут же сказала ему, желая отвести от преступления: «Ваня, ты подумай, что ты делаешь, за кровь всегда расплачиваются кровью, тем более за кровь невинных людей. Зачем позоришь перед русским народом детей своих? Советы и русские вернутся, еще не было в истории, чтобы немцы победили русских. Когда выгонят немцев, тебе придется стать к ответу». Об этом я ему говорила и в последующие разы его участия в кровавых делах. На что Лисовский с виду соглашался со мной, на самом деле продолжал заниматься своими преступно-кровавыми делами по отношению к своей родине и советскому народу.

Через неделю после первого участия Лисовского в могильных делах он снова пошел на эти злодеяния совместно с Вильцаном Антоном и Вильцаном Петром. Отец с сыном. Тут же были Бейнарович Кузьма с сыновьями Василием и Иваном, и его зятем Курченко Петром, и еще много незнакомой мне молодежи, которые собрались у нас на дворе. Я еще сделала попытку остановить Лисовского, говоря ему: «Куда ты идешь, опомнись, что ты делаешь?» На это мне Лисовский ответил: «Я знаю, что я делаю. Это не твое дело, замолчи».