Игорь Бунич - Кейс президента: Историческая хроника

Такова была незатейливая идеология заговора, главным идеологом которого был даже не столько сам Лукьянов, сколько сама умирающая система. Это была утопия, но никто из них не понимал этого, как не понимает умирающий значения своих предсмертных конвульсий… В огромное здание на Лубянке стекается информация со всей страны. В Москве сосредотачиваются боевики, вооруженные автоматами и даже ракетами «Стингер». По каким-то, известным только ему каналам, Израиль засылает в СССР огромное количество автоматов «Узи», производство которых в самом Израиле подскочило в пять раз. В Нагорном Карабахе с армянской стороны начали действовать английские бронемашины «Салладин». Афганские партизаны переправляют в СССР часть своих огромных арсеналов, включая тяжелые пулеметы и ракеты. Недавняя бомбежка афганскими самолетами советской территории совсем не трагическая ошибка, как пытается всех уверить Наджибулла. В мусульманских республиках резко увеличилась активность духовенства, призывающего правоверных сплотиться под зеленым знаменем пророка. Мечети набиты коммунистами, поющими хором, что нет Бога кроме Аллаха…

На полях страны гибнет урожай. Никто не работает и не желает их заставить работать. Сорван призыв в армию. Вспыхивают странные пожары на боевых кораблях. Сгорел дотла ракетный крейсер «Севастополь», с трудом удалось погасить пожар на авианосце «Киев». Эсминец «Безбоязненный», идя с визитом дружбы в Антверпен, врезался в причал. Оказалось, что на вахте все пьяны, включая командира. Под шумок один из членов экипажа — секретчик — сбежал с корабля, прихватив всю имеющуюся на борту валюту… Ельцин и Силаев прибыли в Алма-Ату. Просочилась информация, что туда съедутся все президенты республик, кроме Горбачева, и будут подписывать какой-то свой «договор» вообще без какой-либо власти центра. На прямой вопрос журналистов министр иностранных дел России Козырев улыбнувшись, ответил: «Можете считать, что здесь очень шумно, и я не слышу о чем вы спрашиваете». На грани забастовки «Аэрофлот» и железнодорожники, угроза транспортного паралича. Грозят забастовкой металлургические заводы, снова детонируя угольные шахты… Обо всем этом Крючков постоянно докладывает президенту в Форос. «Что вы предлагаете?» — неизменно спрашивает президент. «В стране необходимо ввести чрезвычайное положение», — неизменно отвечает шеф КГБ. Президент, в принципе, не возражает. Он вернется из отпуска и можно поставить вопрос на Верховном Совете. Но зачем вводить по всей стране? Можно ограничиться рядом районов и некоторыми отраслями промышленности. Крючков начинает выходить из себя. Президент либо не понимает обстановки, либо делает вид, что не понимает. Разве речь идет о промышленности? Необходимо вернуть полную власть партии, вернуть шестую статью конституции, отменить закон о печати. «Хорошо, разберемся» — добродушно отвечает президент всякий раз и вешает трубку. Через несколько часов Крючков снова вызывает Форос. Обкомы и горкомы бездействуют. 18 миллионов коммунистов ждут каких-то указаний, но ЦК не может принять решений без своего Генерального секретаря. «Безобразие, — соглашается президент, товарищи просто самоустранились от политической жизни. Это, знаете ли, чревато. От народа отрываться нельзя. Это еще Ильич предупреждал. Где Ивашко? В больнице? Нашел время». Президент обещает, вернувшись из отпуска, радикально изменить настроения в партии.

Возьмите, например, Купцова. Какой энергичный товарищ. Стоило только сменить Полозкова — и видите! Прав был Ильич: главное — подбор кадров. Вы не согласны? В голосе президента сквозит раздражение. Товарищ Крючков, если у вас по Садовому кольцу бродят боевики с американскими ракетами, то зачем вам чрезвычайное положение? Вы председатель Комитета Государственной Безопасности. Вот и действуйте. Свяжитесь с Пуго, посоветуйтесь с военными. У вас достаточно власти и так. Если же вы не можете даже установить, по каким каналам Израиль засылает к нам оружие, то ведь можно поставить вопрос о вашем соответствии? Обеспечьте порядок в столице. Это ваша обязанность. Свяжитесь с Шениным и Дзасоховым. Дзасохова нет в Москве? А где он? В Донецке? Зачем он туда поехал? Не знаете? Как это вы не знаете, зачем член Полютбюро выехал из Москвы? Это, знаете ли…

Указ Ельцина о департизации взбудоражил всю страну? Да, да. Мы говорили с Борисом Николаевичем. Конечно, указ недостаточно продуман. Ну вы же знаете Ельцина. Он всегда сплеча рубит, а потом уже думает. Что? Отменить указ? Как же я могу отменить указ? Я могу поправить, посоветовать, поставить вопрос на съезде. Да, ничего, все образуется. Подпишем новый союзный договор… У президента легкий приступ радикулита. Он просит Крючкова не беспокоить его по мелочам. Он работает над большой статьей о будущем Советского Союза и должен сосредоточиться. Вернется из отпуска и во всем разберется. Крючков вешает трубку. Его заместители Грушко и Шебаршин скорбно покачивают головами. И это Горбачев? Тот самый молодой первый секретарь Ставропольского крайкома, которого им представлял сам Андропов, рекомендуя будущего Президента в Политбюро, как совершенно надежного и своего человека. Он, что действительно возомнил себя Президентом? У многих уже готово сорваться с языка страшное слово: «Предатель!» Но старые чекисты знают цену словам и молчат, сжав зубы. За них говорит Нина Андреева, спешно собравшая съезд основанной ею партии большевиков-ленинцев. Скромная преподавательница химии одного из ленинградских ВУЗов, известная ранее только склоками и анонимками, не выходящими за пределы института, Нина Андреева с начала перестройки получила почти всемирную известность своей статьей, опубликованной, конечно, «Советской Россией», с громким заголовком «Не могу поступиться принципами». Анализ статьи мгновенно показал, что Андреева — запрограммированная кукла, через которую, как через громкоговоритель, вещают пока желающие остаться анонимными мощные силы партийного и чекистского аппаратов. Любые робкие шаги Горбачева по пути демократизации страны вызывали буйную «пролетарскую ярость» Андреевой и предвидимых ею большевиков-ленинцев. «Самый яростный оппонент Горбачева» констатировала западная пресса.

После указа Ельцина о департизации Андреева собрала чрезвычайный съезд своей партии в Минске — заповеднике марксизма, как его стали называть, поскольку Москва и Ленинград (уже почти переименованный в Петербург) запретил съезд на своей территории. Игнорируя все законы о защите чести и достоинстве президента, Нина Андреева в истерике ревела в микрофон: «Горбачев сорвал с себя маску. Это классовый враг! Это предатель! Это агент ЦРУ!» Президент всесоюзной телекомпании Кравченко, уверявший, что он личный друг президента, а первая программа ЦТ — это президентский канал, с удовольствием транслировал речь Нины Андреевой на всю страну через программу «Время». Плюрализм мнений… Оставшийся за генсека КПСС Шенин уже не тратил времени на разговоры со своим генсеком в Форосе. На все вопросы Горбачев отвечал трафаретно: «Осенью соберем съезд и обсудим». Получая информацию от Крючкова и имея собственную, Олег Шенин понимал, что КПСС загнана в угол. Все предыдущие попытки «выхода из окопов» кончались поражениями и сдачей новых позиций. Сейчас, при действующем законе о департизации, КПСС боялась проронить слово, понимая, что уже любое слово может ее окончательно погубить. Надеясь еще на КГБ и армию, Шенин не разделял оптимизма Лукьянова, что все пройдет гладко, как в 1964 и 1982 гг. Кроме того, его совсем не радовала перспектива иметь упрямого, капризного и амбициозного Лукьянова генсеком партии. А то, что тот пишет стихи (и даже публикует их под псевдонимом Осенев), даже пугало: Сталин, Мао и Андропов тоже баловались стихами. Поэтому Шенин дал команду в обкомы уничтожить наиболее секретные документы.