Игорь Бунич - Кейс президента: Историческая хроника

Генерал Шляга немедленно соединился по телефону с главным редактором совместно финансируемой армией и КГБ газеты «День» Прохановым, который еще во время афганской войны получил кличку «Соловей генштаба» и приказал составить «Слово к народу». Писать сам Проханов не умел и позвонил своему другу Бондареву, достаточно владеющему пером для выполнения поставленной задачи. Но работа не клеилась. Тогда к ней привлекли Распутина — талантливого писателя, непонятно как попавшего в эту компанию графоманов и проходимцев… 23 июля «Слово к народу» появилось в «Советской России», «Московской правде» и в гидасповской «Ленинградской правде». На следующий день «Слово» перепечатали региональные партийные и военные газеты, а также финансируемые ими, газеты «патриотов». «Слово» подписали двенадцать человек. Никого не удивили подписи Проханова, Бондарева и Распутина. Удивляло скорее то, что из их группы примерно в 50 человек подписалось всего трое. Где Василий Белов? Где Станислав Куняев? Видимо, за них подписались Клыков и Володин. Стояла подпись и известной певицы Зыкиной. Что случилось в рядах патриотов, которые обычно труся и страхуя друг друга, подписывают свои истерические письма количеством не менее пятидесяти человек? Почему они испугались на этот раз? Наибольшее удивление вызвало то, что под «Словом» к народу стояли подписи: заместителя министра обороны, главкома сухопутных войск генерала армии Варенникова, заместителя министра внутренних дел, неудавшегося рыжковского вице-президента генерал-полковника Громова, ближайшего сотрудника Бакланова по ВПК Тизякова (которого, кстати, почти никто не знал), председателя Крестьянского союза Стародубцева и члена Политбюро РКП Зюганова. «Слово к народу» по содержанию было прямым призывом к свержению законно избранной демократической власти в России. По форме — это было нечто эпическое, метко названное журналистами «большевистско-аппаратным плачем». «Дорогие россияне! Граждане СССР! Соотечественники! — взывало «Слово». — Случилось огромное небывалое горе. Родина, страна наша, государство великое гибнут, ломаются, погружаются во тьму и небытие». (Термин «небывалое горе» последний раз употреблялся газетами, когда умер Андропов. Даже Чернобыльская катастрофа не возродила этот термин, скромно называясь «аварией». Что же случилось сейчас? Догадаться было нетрудно — указ Ельцина о департизации и предстоящее подписание нового союзного договора, ликвидирующего гигантские бюрократические структуры центральной власти.) «Братья, — взывает «Слово», — поздно мы просыпаемся, поздно замечаем беду, когда дом наш уже горит с четырех углов, когда тушить его приходится не водой, а своими слезами и кровью». Власть в России попала в руки «лукавых и волеречивых властителей», «умных и хитрых отступников», «жадных и богатых стяжателей», «губителей и захватчиков», «фарисеев», «безответственных политиканов», «безнравственных лукавцев», «губителей Родины», «алчущих нуворишей». Армия и народ призывались подняться на борьбу с захватчиками, используя все средства вплоть до топора. Русь призывалась к топору! И хотя практически никакого общественного резонанса «Слово» не вызвало — народ уже не реагировал на партийные плачи — сам факт, что под прямым призывом к мятежу стояли подписи заместителей министров обороны и внутренних дел и члена Политбюро компартии, не остался незамеченным.

Все ждали реакции Президента, но тот не проронил ни слова. В конце июля в Москву с официальным визитом прибыл президент США Джордж Буш. Он провел с Горбачевым очередные переговоры по сокращению стратегических вооружений. На совместной прессконференции Буш заметил, что его очень беспокоят акты насилия в Прибалтике и он надеется на мудрость президента Горбачева и на его умение находить компромиссы. Горбачев заверил гостя, что полностью контролирует обстановку и работает в нужном направлении. Через несколько часов после пресс-конференции, 31 июля, весь мир облетела страшная новость: на одном из литовских таможенных пунктов вблизи белорусской границы расстреляны в упор из автоматов семь сотрудников таможни и полицейских. Их разоружили, поставили на колени и убили выстрелами в голову. Добивали ножами. Убийцы скрылись. Потрясенный Буш, скомкав свой визит, улетел домой, сказав на прощание: «Так кто же, черт возьми, правит в этой стране?» Горбачев заверил, что лично возьмет следствие под контроль, но на следующий день уехал в отпуск на свою дачу в Форосе. 4 августа вступил в силу Указ Ельцина о департизации, который никто не собирался выполнять. За нарушение Указа полагался штраф. В райкомах посмеивались: «Заплатим, если надо. Даже больше заплатим». Верховные советы разъехались на каникулы. Вслед за Горбачевым уехал в отпуск министр иностранных дел Бессмертных. Вместе со своей молодой женой и восьмимесячным сыном глава дипломатической службы решил отдохнуть в белорусских лесах у озера Нарочь. ЦК КПСС исключил из партии бывшего члена Политбюро и советника президента Александра Яковлева, а член Политбюро товарищ Дзасохов «пребывал» в Донецке, ожидая сигнала к выступлению.

Заместитель генерального секретаря ЦК КПСС (заместитель Горбачева по партии) товарищ Ивашко, благодаря болтливости своих подчиненных и шестому чувству старого аппаратчика, понял, что творится что-то неладное и лег в больницу, оставив за себя товарища Шенина. Выгнанный с поста первого секретаря ЦК РКП Иван Полозков осваивался на посту замминистра сельского хозяйства, а его преемник Валентин Купцов уже успел продемонстрировать свои бойцовские качества Крючкову: коммунисты России насмерть заблокировали избрание нового председателя Верховного совета РСФСР. Руслан Хасбулатов их не устраивал в связи «с нерусским происхождением», а своего кандидата Бабурина провести не удавалось. Купцов демонстрировал Крючкову возможность «законного» устранения Ельцина. Разгорелась война в Закавказье. Следствие по убийству литовских таможенников, как и ожидалось, моментально зашло в тупик, как и во всех предыдущих случаях. Президент США Буш отдыхал в своей резиденции в штате Мэн. Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов изучал новый союзный договор, находя его «недоработанным». Он ждал своего часа. Сорок лет Горбачев считал его своим другом, таща за собой по смертельно опасным горным тропам высшей партийной иерархии. Он был обязан президенту всем: и членством в Политбюро, и должностью председателя. И сорок лет он завидовал «ставропольскому выскочке», считая себя умнее и талантливее очень провинциального президента. Крючков знал это и не ошибся. Лукьянов должен был повернуть страну на обратный курс, став одновременно генсеком и председателем президиума ВС, как были Брежнев, Андропов и Черненко. Он должен был вернуть всю полноту власти КПСС и КГБ, загнав народ обратно в стойло, а недовольных — по лагерям и психушкам.