Дун Цин - Чтецы

Шань Цзисян:На конец декабря 2010 года в Гугуне находилось 1 807 558 единиц хранения, в том числе комплекты, – что-то считается поштучно, а что-то как единое целое. Точной цифры мы уже никогда не узнаем – сейчас, например, экспонатов стало примерно на шестьдесят тысяч больше.

Дун Цин:То есть теперь это примерно 1 860 000 экспонатов? И из этого количества, как вы только что сказали, люди могут увидеть только тридцать процентов?

Шань Цзисян:Ну нет, фактически мы ежегодно выставляем примерно 15 000 экспонатов, что составляет менее одного процента всей коллекции. Это наша самая большая проблема и печаль. В 2002 году, перед началом процесса реставрации архитектурного комплекса, было открыто только 30 % площадей Гугуна. В 2014 году мы открыли для посещений уже 52 % территории. В 2015 году мы отмечали девяностолетие музея Гугун и открыли все пять зон – таким образом, для посетителей стало доступно уже 76 % площади музея.

Дун Цин:Кажется, сейчас Гугун является одним из пяти крупнейших музеев мира?

Шань Цзисян:Да. В это число входят Гугун, Британский музей, Лувр во Франции, музей Метрополитен в США и Эрмитаж в Санкт-Петербурге в России. Как раз по одному музею на пять стран – постоянных членов Совета безопасности ООН. Поэтому мы в шутку говорим: стране, у которой нет такого большого и мощного музея, нельзя стать постоянным членом Совета безопасности. (Смех в зале, аплодисменты.)

Дун Цин:В этих словах на самом деле заложен глубокий смысл: если нет мощного музея, своей культуры, – нельзя стать мировой державой. Вы как-то произнесли еще одну фразу: «В Гугуне все культурно-исторические ценности чистые» …

Шань Цзисян:Да, в музее Гугун хранится очень много культурно-исторических ценностей из других стран – более 10 000 предметов, полученных за пять веков в ходе культурного обмена. Все экспонаты имеют чистый провенанс: они или приняты в дар от послов, или куплены при заключении торговых контрактов, или поступили как товары, пришедшие из зарубежных стран по Шелковому пути… Очень много подарков. Вот, например, европейские часы, которые датируются XVIII веком. Их больше всего среди подарков со всего света, поэтому многие английские, швейцарские, немецкие и французские специалисты, изучающие европейские часы этого периода, приезжают в Гугун посмотреть на них. Я хочу особо отметить, что чистым происхождением экспонатов мы отличаемся от некоторых других музеев.

Дун Цин:В чем, на ваш взгляд, всё-таки заключается красота Гугуна?

Шань Цзисян:Гугун как архитектурный комплекс был создан по единому плану, поэтому у него очень ясная и четкая организация как снаружи, так и внутри. Я вырос в Пекине, мое детство прошло в кварталах традиционной прямоугольной застройки, поэтому мне очень нравится такая организация пространства – она называется сыхэюань: это прямоугольный, обнесенный стенами двор с помещениями, глядящими фасадами внутрь. Гугун как раз и является таким вот увеличенным в пропорциях прямоугольным двором с постройками. Здесь выстроены в абсолютном порядке 1200 строений, в которых в общей сложности девять тысяч помещений, различных по стилю и колориту. Прогуливаясь по Гугуну, обнаруживаешь, что в разные времена года и даже в разное время суток он выглядит по-разному. Но еще более глубокое впечатление остается, если каждый день читаешь материалы, а потом видишь своими глазами помещения, в которых происходили исторические события. Связанные с ними факты словно оживают, наполняются жизнью, как будто в этих помещениях вечно живет какая-то волшебная сила.

Дун Цин:Каким бы вы хотели видеть Гугун в будущем – лет, скажем, через сто?

Шань Цзисян:Раньше, до образования музея Гугун, здесь на протяжении пятисот лет при династиях Мин и Цин жили двадцать четыре императора. Но после 10 октября 1925 года, когда раскрылись ворота Цяньцинмэнь, родилось новое имя: музей Гугун, и сюда хлынули обычные люди. Сколько в тот день здесь побывало народу, точно сказать трудно – об этом не осталось записей. Но, как вспоминали наши старейшие сотрудники, в тот день, когда посетители уходили, они собрали целую большую корзину потерянных, свалившихся с ног тапочек. На мой взгляд, это должен быть не просто музей, сокровищница нашей культуры, но и оазис культуры в жизни людей. Мы будем неустанно прилагать к этому все усилия.

Дун Цин:Уважаемый Лян Сычэн [52] Лян Сычэн (1901–1972) – китайский архитектор, сын философа Лян Цичао, супруг поэтессы Линь Хуэйинь. говорил, что как культура каждого народа создает свои собственные формы в архитектуре, так и Гугун собрал в себе высшие достижения китайской культуры. Просто замечательно, что каждый день перед воротами Гугуна, как на базаре, толпится народ – это свидетельствует о бурном развитии культуры, о непрерывности традиций. Кому вы хотите посвятить свое сегодняшнее чтение?

Шань Цзисян:Всем, кто горячо любит Гугун и культуру. Конечно, особенно мне хочется посвятить это чтение тем, о ком мы только что говорили, – посетителям, простоявшим всю ночь в очереди на выставку «Драгоценности из собрания галереи Каменного канала» и съевшим все наши запасы лапши быстрого приготовления, – за их потрясающую стойкость, которая нас так тронула!

Дун Цин:Что будете читать?

Шань Цзисян:Мне хотелось бы прочитать сегодня отрывок из текста «Великий и необъятный» – им сопровождается документальный фильм «Гугун 100», снятый совместно Центральным телевидением и музеем Гугун. У этого документального фильма есть подзаголовок: «Увидеть невидимый Пурпурный запретный город». На протяжении ста серий этого фильма можно проникнуть во все уголки Гугуна, увидеть во всех проявлениях его архитектуру и пространство, проникнуться его красотой и глубиной культуры. Отрывок, который я собираюсь прочитать, – это впечатления посетителей от архитектурных ансамблей Тайхэдянь и Тайхэмэнь.

Запретный город по-китайски называется «Цзыцзиньчэн». Иероглиф «цзы» со значением «пурпурный» здесь обозначает «цзывэй» – купол звездного неба, обиталище Небесного императора. Иероглиф «цзинь» переводится как «запрет» и символизирует земную власть. Иероглиф «чэн» означает «город» – окруженные стеной вереницы великолепных дворцов на бескрайних земных просторах.

Площадь Тайхэмэнь и расположенная за ней площадь Тайхэдянь образуют центр Пурпурного запретного города. Площадь в китайской традиции называют внутренним двором. Внутренний двор – результат планировки жилищ, в которых люди обитали в древности: в общем пространстве одна семья окружала себя стеной не только для ощущения безопасности, но еще в большей степени из-за основополагающих ценностей китайской культуры, выражающихся в отношениях взаимной заботы, участия и оберегания. Обычно чем больше была семья, тем больше был и ее двор; подобно большому дереву расходились ветви, на ветках распускались листья – в ясном и четком порядке.