Дун Цин - Чтецы

В то время отстрелы, беспорядочный отлов диких животных не карались законом. Даже сегодня в дальних уголках охраняемой заповедной зоны, куда трудно добраться патрульным, то и дело разносится эхо преступных выстрелов. В те годы на тибетских антилоп, диких лошадей, куланов, тибетских уларов и дзеренов смотрели как на ценную добычу, не более.

Тогда часто бывавшие в Северном Тибете люди постоянно видели старого охотника – с длинными по плечи волосами, густой бородой, обутого в высокие тибетские сапоги; он промышлял неподалеку от трассы Цинхай – Тибет. Старое фитильное ружье, отполированное до блеска, висело у него через плечо, а позади шли два тибетских яка, нагруженные всякой добычей. У него не было ни имени, ни фамилии, он бродил, подобно облаку, – рассвет встречал среди северных тибетских снегов, а заночевать мог у истоков Янцзы или Хуанхэ. Проголодавшись, варил на костре мясо джейрана, жажду утолял талой водой. Добытые охотой шкуры он продавал, чтобы выручить деньги, малую часть из которых оставлял себе, а бо льшую тратил на помощь тибетцам-пилигримам, встреченным на пути. Совершая паломничество в Лхасу, они отправлялись по собственной воле в трудный, полный опасностей долгий путь. Каждый раз, получая помощь от старого охотника, они желали ему со слезами благодарности: «Да хранит тебя Небо, да будет всё спокойно и благополучно!»

Несмотря на то, что старый охотник убивал живое, он был добрым человеком. Один случай заставил его отложить свое старое ружье, с которым он не расставался, – можно сказать, тот день был для него очень счастливым. Ранним утром он выбрался из своей палатки, потянулся, как раз собирался выпить чаю со сливочным маслом, приготовленного в медной чашке, как вдруг увидел прямо перед собой в паре шагов стоящую на травяном склоне крупную жирную тибетскую антилопу. Его глаза загорелись: такой прекрасный подарок и прямо к порогу! Хорошо выспавшийся за ночь, он мгновенно встрепенулся, взбодрился, как от холодной воды, и без малейших колебаний повернулся к палатке, чтобы взять ружье.

Он поднял его, прицелился – очень странно было, но эта крупная, упитанная антилопа не бросилась прочь, а только умоляюще смотрела на него. Потом сделала два шага вперед, подогнула передние ноги и с глухим звуком упала перед ним на колени. В этот момент только он увидел две дорожки от слез, текущих из ее глаз. Сердце старого охотника смягчилось, невольно разжалась рука, лежавшая на спусковом крючке. В краях Тибета и стар и млад знают выражение: «Птицы в небе и крысы в земле чувствуют так же, как мы». Упавшая перед ним на колени антилопа умоляла пощадить ее. Но он был охотник, не привыкший жалеть то, что должно стать добычей. Он зажмурился и нажал на курок; прогремел выстрел, и антилопа повалилась на землю. Она упала всё в той же коленопреклоненной позе, две отчетливые дорожки от слез тянулись из уголков ее глаз.

В тот день старый охотник не стал, как обычно, тут же на месте разделывать тушу, снимать шкуру. У него перед глазами всё еще стояла склонившаяся перед ним антилопа. В этом было что-то непривычное, странное – почему антилопа стала на колени? Такое он видел впервые за несколько десятков лет своей охотничьей жизни. Ночью он долго лежал и не мог уснуть, руки подрагивали…

На другой день старый охотник с неспокойным сердцем всё же решил выпотрошить антилопу и снять шкуру; руки у него мелко дрожали.

Когда лезвие ножа распороло антилопе живот, он вскрикнул от страха и удивления, нож со звоном выпал из его руки… Оказывается, в животе антилопы, свернувшись, лежал детеныш. Он уже был полностью сформировавшийся, но, конечно, мертвый. Только теперь охотник понял, почему антилопа показалась ему особенно упитанной, только теперь до него дошло, почему она так тяжело бухнулась на колени перед ним: она умоляла охотника пощадить ее ребенка!

Нет ничего на свете священнее, чем мольба любящей матери, даже если это животное.

Старый охотник остановился, не стал дальше разделывать антилопу.

В тот день он не пошел охотиться, вырыл яму на склоне горы, похоронил антилопу и ее малыша. Там же он закопал и свое старое ружье…

С тех пор этот старый охотник больше не появлялся на равнинах Северного Тибета. Никто не знает, куда он делся.

«Поклон тибетской антилопы» – небольшое произведение, но рассказанная в нем история глубоко трогает душу, она в каком-то смысле похожа на притчу. Трудно забыть двух персонажей этого рассказа – охотника и антилопу. Эта простая история говорит об отношениях человека и животного, человека и природы, об отношении человека к самому себе – о непрерывном, нераздельном единстве и необходимости выбора. Слезы антилопы-матери до боли пронзают человеческое сердце, а безжалостный поступок старого охотника заставляет нас раз за разом думать об этом.

Сыцинь Гаова говорит, что ей нравится смотреть на себя как на материал, над которым работают режиссер и ее роль: кроят, ломают, дробят, перекручивают, придают новую форму – любой ценой, чего бы это ни стоило, создают из него новое; она всё готова принять. Ей не нравится играть тысячу ролей с одним лицом, еще в меньшей степени – играть саму себя. На ее взгляд, «когда берешься за новый фильм, надо отдавать роли всю свою жизнь». Наверное, в этом причина того, что сыгранные ею за сорок с лишним лет роли практически не повторяются, и они всегда приятно удивляют и радуют зрителя.

Актерский талант Сыцинь Гаова признается всеми ее коллегами по цеху. Выдающаяся игра этой актрисы в фильме «Тоска по родине» в одно мгновение сделала ее знаменитой после выхода этой киноленты на экраны. Образ верной, нежной и скромной героини, прекрасно сочетающийся с мелодией «Гуси летят на юг», остался в памяти целого поколения зрителей. Однако именно тогда, когда все считали, что Сыцинь Гаова продолжит воплощать на экране так успешно удавшийся ей шаблон традиционного образа китайской женщины, сдержанной и мягкой, она вдруг совершила неожиданный разворот и предстала смелой, резкой, расчетливой и по-тигриному алчной героиней, вышедшей из-под пера Лао Шэ. Потом были Сян Эрсао с ее тяжелой, трагической судьбой, ироничная тетушка Има, приветливая и великодушная хозяйка богатого поместья Вторая Бабушка Эрнайнай, мудрая императрица Сяочжуан… Все эти роли создали классический образ Сыцинь Гаова. Среди пятого поколения звезд китайского кино Сыцинь Гаова, без сомнения, обладает самым широким спектром ролей и в то же время лучше всех умеет раствориться в каждой из них, стать незаметной.