Дун Цин - Чтецы

Пока человек живет, всё дела да дела, что светлый день, что темная ночь, без разницы. А как человек умер, так начинаем эти дни считать: глядишь – через двадцать дней маме будет уже три года.

За эти три года мне постоянно приходили какие-то странные мысли – что будто мама не умерла и даже сама она думает, что не умерла. Часто говорят, будто человеку умереть – всё равно что заснуть, но когда спишь – знаешь, что ты засыпаешь, засыпаешь на кровати, только не знаешь, в какой момент уснешь. Мама прожила со мной в Сиане четырнадцать лет. Она сильно болела, и врач сказал, что у нее все-все органы уже износились, и только тогда я отвез ее в пансионат для стариков «Дихуа» – «Дикая слива», где есть лечение и уход. Каждый день над ней вешали капельницу, и она точно знала, что, когда капельница кончится, дочки-сыночки повесят новую, поэтому спокойно закрывала глаза и лежала. На третий день вечером она закрыла глаза и больше их не открывала, но наверняка всё равно была уверена, что она под капельницей, не осознавала, что теперь больше не проснется, – потому что она ведь, когда ложилась, сказала моей младшей сестре намочить полотенце, чтобы протереть лицо, и расческа лежала рядом с подушкой, в застегнутом кармане штанов были ключи на связке, и их не передавали никому, чтобы ее сменить и всем заниматься…

Три года назад если я чихал, то каждый раз говорил: «Кто же это меня вспоминает?» Мама любила шутки, поэтому подхватывала: «Как кто? Мама, конечно!» Эти три года я чихал особенно часто, обычно тогда, когда забывал поесть вовремя или засиживался поздно ночью – чихну и тут же вспоминаю маму: это мама меня вспоминает, думаю.

Раз мама меня вспоминает, так уж точно не считает, что она умерла, а мне тем более кажется, что она жива. Особенно когда кругом тихо-тихо и я один сижу дома. Часто, когда я пишу, сочиняю, я вдруг слышу, как мама зовет меня, явственно так окликает. Услышав оклик, я тут же привычно поворачиваю голову вправо. Раньше мама сидела в комнатке справа, на кровати. Когда я начинал работать, наваливался на стол и писал, она уже больше не ходила и даже старалась не издавать ни звука, а только украдкой поглядывала в мою сторону. Когда она видела, что дело затянулось, она окликала меня, а потом говорила: «Ты же не можешь переписать все слова на свете, пойди пройдись». Сейчас каждый раз, когда мама меня окликает, я сразу же откладываю ручку, захожу в ту комнатку, в глубине души надеясь: может, мама вернулась в Сиань из «Дикой сливы»? Конечно же, в комнатке никого нет; я долго стою на одном месте и говорю сам себе: мама вернулась и пошла купить то, что я люблю – зеленый чили и редьку. Или, может, она хочет подшутить надо мной и нарочно спряталась за своей фотографией на стене? Я зажигаю ароматные палочки перед ее фотопортретом и говорю: нет, я не устал.

Целых три года. Я уже написал для других десяток с лишним статей, а своей маме – ни слова. Это потому, что все дети считают своих матерей великими и добрыми, а я не хочу повторять эти слова. Моя мама – самая обычная женщина, ей бинтовали ноги, образования у нее никакого, прописка до сих пор в деревне. Но для меня мама очень важна. Уже много времени прошло, из-за ее болезни больше не надо так надрываться, быть в постоянном напряжении… Но когда я отправляюсь куда-нибудь в дальний путь – никто не будет мне надоедливо повторять раз за разом про то и про это… Будет у меня что-то вкусненькое – и не знаешь, кому дать…

Дома, в Сиане, я ни одной вещи не переставил в маминой комнатке, всё стоит как было. Только мамы нет больше. Я снова раз за разом убеждаю себя: мама не умерла, она поехала к себе в деревню, в старый дом. В этом году лето такое влажное, жаркое. От жары и высокой влажности каждую ночь просыпаюсь. Сквозь сон думаю: надо бы в маминой комнатке поставить новый кондиционер. Просыпаюсь окончательно и успокаиваю себя – мама же в деревне, на новой квартире, там прохладнее…

Третья годовщина с каждым днем всё ближе; по нашим сельским обычаям я запасаюсь ароматными палочками, беру цветы, фрукты, еду в «Дикую сливу». Но там надо идти на кладбище, и реальность говорит, что мама умерла. Я – на земле, она – под землей, мы в разных мирах. Мать и сын больше не увидят друг друга. И тогда я долго рыдаю в голос…

Известный писатель Цзя Пинва знаменит не только благодаря своим ярким романам, его эссе и каллиграфия также исключительно высоко ценятся почитателями. Среди современных китайских авторов считанные единицы добились таких достижений в эссеистике. Его эссе главным образом основаны на материале из повседневной жизни, наполнены чувством и мыслью, отмечены прекрасным вкусом, сверкают искрами философских размышлений. В течение многих лет Цзя Пинва является главным редактором журнала «Мэйвэнь» («Изящная словесность»), по его предложениям многие художественные произведения включены в учебную программу начальной и средней школы. В эссе «Письмо к матери» за ровным сдержанным языком мы видим бесконечную боль сердца и непреходящее душевное тепло. На свете так много написано о чувствах к матери, но это простое, искреннее короткое произведение Цзя Пинва не может не тронуть сердце читателя.

Фрагмент из «Шицзин» («Книга песен») – одного из древнейших памятников китайской литературы, относящегося к XI–VI вв. до н. э., – в другом переводе звучит так:

(Цит. по: Шицзин: Книга песен и гимнов / Пер. с кит. А. Штукина; подгот. текста и вступ. ст. Н. Федоренко; коммент. А. Штукина. —М.: Художественная литература, 1987. C. 104.) – Здесь и далее примеч. ред.

Герои классического китайского романа «Сон в красном тереме».

Цянь Чжуншу (1910–1998) – китайский писатель, автор одного из важнейших произведений китайской литературы – романа «Осажденная крепость», написанного в 1947 году.

Псевдоним, под которым была известна Ян Цзикан (1911–2016) – китайская писательница, драматург и переводчица, автор полного перевода романа Сервантеса «Дон Кихот» на китайский язык, супруга Цянь Чжуншу.

Лао Шэ (1899–1966) – китайский драматург, прозаик и общественный деятель, автор сатирического романа «Записки о Кошачьем городе» и тонких, мудрых и лаконичных рассказов, известных русскому читателю по книге «Избранное», изданной в 1960-е годы.

Речь идет о периоде «культурной революции». В 1969–1977 годах семья Пу Цуньсиня находилась в ссылке в Хэйлунцзяне, только по окончании которой они смогли вернуться в Пекин.