Дун Цин - Чтецы

Некоторые в шутку говорят, что она помешана на своей профессии, она же считает, что ее персонажи неразрывно связаны с ней самой. «Иногда я чувствую, что это не я воплощаю их, а они входят в мою жизнь и делают ее шире и богаче. Проживая их жизни, я обретаю многое, лучше понимаю саму себя. Можно сказать, что я не столько воплощаю роль, сколько это персонаж “входит” в меня и делает такой, какая я есть».

Дун Цин:За эти несколько десятилетий вы сыграли очень много ролей. Была ли среди ваших героинь такая, чьи слезы вам больше всего запомнились?

Сыцинь Гаова:В каждой истории, у каждой героини свои слезы. Мне думается, ни одна из них не оставила меня равнодушной. Если не вникнуть в их чувства и мысли, не сыграть характер всей своей душой, то зрители не станут сочувствовать моим героиням, и вряд ли кто-то заплачет.

Дун Цин:Вы, можно сказать, в совсем молодом возрасте стали играть роли матерей – и продолжаете их играть сейчас. Вы вспоминаете при этом свою мать?

Сыцинь Гаова:Да, бывает. Я многому у нее научилась. Мамина стойкость оказала на меня сильное влияние. Иногда мы, дети, и я в том числе, так сердили ее, что доводили до слез. Но в остальных случаях всё это время, с 1950 года, когда я родилась, и в трудные 60-е, что бы ни происходило, она ни при каких обстоятельствах не плакала, что бы ни случилось, и очень стойко держалась. Я думаю, в этом плане моя мать повлияла на меня.

Дун Цин:А из-за чего мама могла заплакать?

Сыцинь Гаова:Мои младшие братья говорили, что мама могла заплакать, когда скучала по мне. Еще иногда, когда мы по телефону разговаривали, она говорила, что видела меня во сне, и плакала.

Перед самым концом она уже не узнавала нас. Я вернулась, и мои младшие братья и сестры сказали: мама, смотри, кто приехал, старшая сестра вернулась. Она широко раскрыла глаза, но не поняла, что это я.

И еще она сделала такое движение, словно отталкивалась руками. Она хотела проверить свои силы – может ли она еще приподняться? Столько лет у нее всё болело – от ног до поясницы, да и плечи тоже, но она всё равно была такая стойкая, такая жизнерадостная. Она, бывало, говорила: и как это я родила такую замечательную дочь…

Дун Цин:Почему она так говорила?

Сыцинь Гаова:Она считала, что я еще сильнее, чем она, еще упорнее.

Дун Цин:В 1979 году, когда вы снялись в своем первом фильме, ваша мама смогла увидеть вас на экране. Сначала – в кинотеатре, а потом и в телевизионных фильмах. Какая из ваших работ нравилась ей больше всего?

Сыцинь Гаова:Она всё очень внимательно смотрела, но никогда меня не хвалила. Всегда поддерживала молча. Я и сейчас еще помню, как она говорила: «Не хочу тебе мешать». Когда она посмотрела фильм «Династия Канси», в котором я играла старуху, она плакала.

Дун Цин:Это где вы играли императрицу Сяочжуан в старости?

Сыцинь Гаова:Да. Я приводила ее на съемочную площадку. Я сказала ей, чтобы она сначала на меня не смотрела, что я через какое-то время сама приду. Потом она увидела меня и заплакала.

Дун Цин:Она ведь понимала, что это не на самом деле, почему же она плакала?

Сыцинь Гаова:Она не хотела видеть меня состарившейся.

Дун Цин:Вы только что говорили, что очень похожи на маму стойкостью, и это качество проявляется в вас даже в еще большей степени. Вы помните, когда последний раз плакали – не в кино, не в роли, а в жизни?

Сыцинь Гаова:Я? Нет.

Дун Цин:Ну вот, например, я знаю, что один раз на съемках у вас была травма, вы упали с лошади…

Сыцинь Гаова:О! Ну это было не один раз! Я три раза падала. Я чуть не стала калекой, но это всё неважно, я всё это преодолела.

Дун Цин:И все эти три раза, падая с лошади, вы не плакали?

Сыцинь Гаова:Нет, честно, ни разу. Я считаю, что от слез лучше не будет. Вообще-то ничего особенного, в нашей профессии это обычное дело.

Дун Цин:Значит, сегодняшнее чтение вы хотели бы посвятить своей маме?

Сыцинь Гаова:Да.

Дун Цин:Что будете читать?

Сыцинь Гаова:Это эссе, посвященное матери. Его написал большой, очень известный писатель Цзя Пинва.

Дун Цин:В нем хорошо выражены ваши собственные чувства?

Сыцинь Гаова:Да. Автор пишет, что когда один человек – на земле, а другой – под землей, они в разных мирах, но вечная связь между ними остается в их вечной жизни. Собственно, это дает мне силы, придает уверенность душе. Я часто слышу, как поет моя мама. Я своими глазами видела всё, что прошла мама, – и радости, и горечи, всё, что она пережила. Я ничего из этого не забуду.

Дун Цин:Я потому спросила вас об этом, что смотрела ваш фильм – он, кстати, снят по моему любимому роману, который называется «Ушел человек, который любил меня больше всех». Несколько раз начинала, но так и не смогла досмотреть до конца…

Сыцинь Гаова:В нем я тоже играла всем сердцем, он поставлен по произведению замечательной писательницы Чжан Цзе [70]. Там есть такая сцена: перед смертью матери моя героиня обнимает ее и говорит: «Мама, поживи еще…» Эту фразу изменила я, в сценарии было написано иначе: «Мама, если не будешь слушаться, то умрешь; ты что, хочешь умереть?» Я сказала, что так нельзя говорить. Мы, китайцы, всегда думаем о счастье, об удаче, и в разговоре со старым человеком тоже должна быть эта интонация: «Мама, поживи еще, покушай, будь послушной, внук скоро придет…» В отношениях со старым человеком, тем более с мамой, нельзя сердиться или проявлять раздражение.

Дун Цин:Это правда. Говорят, что в этом мире только мать готова ради своих детей отдать свою последнюю каплю крови.

Сыцинь Гаова:Правда! Я очень хочу, чтобы все сидящие в зале, если их родители еще с ними, пока не поздно, прямо сейчас стали еще больше любить их – заботиться, ухаживать, поменьше бы с ними спорили, не перечили, где не надо. Честно, чтобы потом не раскаиваться, когда уже поздно.

Дун Цин:Наверное, мама – единственный человек на свете, перед которым мы можем предстать несмотря ни на что в своем самом настоящем, собственном, изначальном облике. Но мы часто не задумываемся, какое это произведет на нее впечатление. Поэтому если наши сегодняшние чтения помогут нам всем это лучше увидеть и почувствовать, то это значит, что наша передача не прошла бесследно!