Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

— Представляете, — с гордостью сказал гостям Сталин, — какой темп наступления за столь короткое время!

Гарриман спросил Сталина, какое влияние, по его мнению, окажет атомная бомба на Японию? Сталин был убежден, что японцы готовы ухватиться за любой предлог, чтобы сформировать новое правительство, которые был согласилось капитулировать. Гарриман позволил себе шутку: Советскому Союзу очень повезло, что атомная бомба появилась у его союзника, а не у противника. Однако, Сталина это, казалось, нисколько не беспокоило. Создавалось впечатление, что он до конца не осознал научно-технического триумфа Америки. Но американские дипломаты не знали, что еще за день до их визита, в Кремль были вызваны ведущие советские ученые-атомщики, которым было приказано как можно быстрее создать собственную атомную бомбу, не считаясь с расходами и жертвами. Во главе проекта был поставлен Лаврентий Берия, генеральный комиссар госбезопасности, второй после Сталина человек в советской иерархии.

Вполне понятно, что подавляющая часть американцев восприняла атомную бомбу как ниспосланное Провидением средство закончить наконец четырехлетнюю кровавую и жестокую войну с Японией. Однако не все разделяли общую эйфорию. Их было мало, но они были. Адмирал Лети, например, считал, что бесчеловечно использовать подобное оружие против народа, уже потерпевшего поражение в войне и готового капитулировать, и что Америка, применив атомную бомбу, действовала «в соответствии с этикой варваров средних веков».

В немалой степени был озабочен и Стимсон. Он показал президенту фотографии, иллюстрирующие «тотальное уничтожение» Хиросимы. Военный министр заявил при этом, что необходимо приложить все усилия, чтобы побудить Японию к скорейшей капитуляции. Все зависит, указал он, от метода убеждения.

— Когда вы наказываете свою собаку, — прибег к аллегориям министр, — то не должны гневаться на нее весь день после завершения наказания.

Стимсон намекнул, что можно было слегка облегчить беспрекословные условия Потсдамской декларации.

Но президент Трумэн не был готов к этому, хотя фотографии Хиросимы произвели на него впечатление, и он вынужден был признать, что «на него и на всю Америку ложится ужасная ответственность за содеянное».

Между тем, речь уже шла о применении второй атомной бомбы. Это было решено, и все. Никакого обсуждения на правительственном уровне по этому вопросу не проводилось. Не было проведено никакого анализа для выяснения, насколько первая атомная бомба и вступление России в войну продвинули японцев к пониманию необходимости капитуляции. Если кто и сомневался в нужности применения второй бомбы, то никто, за исключением Стимсона, своего мнения не высказал, да Трумэн никого об этом и не спрашивал. Сам президент был готов сбросить на японцев две бомбы, три и больше, если это поможет спасти жизни американских военнослужащих.

На Гуаме уже были отпечатаны тридцать две копии приказа, касающегося второго атомного удара. Решение «как и когда» использовать следующие атомные бомбы, было передано на усмотрение Объединенного Комитета Начальников Штабов.

Взлет самолета со второй атомной бомбой был назначен на завтра, 9 августа. Первая цель была обозначена «Арсенал города Кокура», вторая — просто «город Нагасаки».

На остров Сайпан были доставлены пятнадцать миллионов экземпляров листовок, отпечатанных в Управлении Военной Информации, побуждающих японцев к капитуляции. Прежние листовки, разбрасываемые над японскими городами, принесли мало пользы, поскольку были выполнены безграмотно. Например, на рисунках японские мужчины изображались в кимоно, застегнутым слева направо, как у женщин, палочки для еды, как нож и вилка, лежали по сторонам тарелки и т. п. Столь же безграмотными были и подписи, где «свобода слова» превратилась в «свободу употребления любых слов» и в «свободу всех желаний».

Сейчас эти ошибки были учтены. В листовках говорилось:

«ЯПОНСКОМУ НАРОДУ.

Америка просит, чтобы вы тщательно усвоили то, о чем говорится в этой листовке.

Мы владеем наиболее разрушительной взрывчаткой, которую когда-либо изобретал человек. Взрывная сила одной единственной атомной бомбы, которую мы недавно изобрели, эквивалентна взрывной силе всех бомб, которые могут быть сброшены с двух тысяч бомбардировщиков B-29. Мы надеемся, что вы правильно поймете этот ужасный факт.

Мы уже начали применение этого оружия против вашей страны. Если у вас на этот счет имеются какие-то сомнения, то поинтересуйтесь, что произошло в Хиросиме, когда на этот город была сброшена только одна атомная бомба. Прежде чем использовать в дальнейшем подобные бомбы, чтобы уничтожить все военные ресурсы Японии для продолжения этой бессмысленной войны, мы просить вас воззвать к Императору, дабы он положил войне конец.

Наш Президент уже отметил тринадцать последствий для японского народа вашей почетной капитуляции. Мы убедительно призываем вас принять эти последствия и начать работу над созданием новой, лучшей и миролюбивой Японии.

Сейчас вы должны предпринять шаги, чтобы прекратить бессмысленное сопротивление. В противном случае мы будем решительно применять эти бомбы и другое наше сокрушительное оружие, чтобы закончить войну силой. Эвакуируйте ваши города!»

С вечера 8 августа майор Чарлз Суини стал готовиться к утреннему вылету со второй атомной бомбой. В отличие от бомбы, сброшенной на Хиросиму, вторая бомба была плутониевой, сферической формы, длиной около четырех метров и диаметров в полтора метра. По меткому выражению Черчилля, эта бомба была названа «Толстяк».

Полковник Тиббетс пожелал Суини и его экипажу удачи, заметив, что «Толстяк» сделает первую атомную бомбу устаревшей.

Капитан Фредерик Бок, чей бомбардировщик «Автомобиль Бока» был выбран как носитель бомбы, должен был командовать одним из самолетов-наблюдателей.

Бомбардировщик «Великий Артист», на котором ранее летал Суини, должен был, как в прошлый раз, сбросить над Японией контейнеры с аппаратурой, регистрирующей различные параметры взрыва. Но на этот раз, кроме измерительной аппаратуры в контейнеры были вложены конверты с письмом, подписанным американскими учеными: Луисом Альваресом, Филиппом Моррисоном и Робертом Сербером. Адресовано письмо было профессору Рюкичи Сагане, японскому атомному физику, которого все подписанты лично знали по совместной работе в Радиационной лаборатории Калифорнийского Университета в 30-х годах.

Письмо гласило:

«Профессору Сагане от трех бывших научных коллег в период его пребывания в Соединенных Штатах.

Мы направляем Вам это письмо в качестве личного послания, чтобы побудить Вас использовать все свое влияние как известного атомного физика для информирования японского Генерального штаба о тех ужасных последствиях, которые обрушатся на народ Японии в случае продолжения войны.