Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

Но трое из четырех вызванных сегодня к президенту министров придерживались другой точки зрения. Стимсон считал, что вопрос сохранения Императора на троне является чисто практическим. Он указал, что союзникам будет необходима помощь Хирохито, чтобы на деле осуществить капитуляцию японских вооруженных сил, разбросанных на огромных, удаленных друг от друга территориях. Речь шла об обширных районах Китая, о десятках островов Тихого океана, еще удерживаемых японцами, об Индонезии и прочих территориях голландской Ост-Индии. В противном случае их придется брать с боем.

Адмирал Леги поддержал Стимсона, но госсекретарь Бирнс был против какого-либо отступления «от требований о безоговорочной капитуляции». Это требование было выдвинуто Японии еще до применения атомной бомбы и вступления в войну Советского Союза. Если какие-то условия и могут быть приняты, то их должны выдвинуть Соединенные Штаты, а не Япония.

Кроме того, согласие Японии капитулировать увеличило беспокойство Стимсона по поводу продолжения американских бомбардировок японских городов. Он предложил приостановить бомбежки японской территории самолетами, как стратегической, так и палубной авиации. Военный министр напомнил, насколько неоднозначно отнеслось американское общественное мнение к атомной бомбардировке Японии.

Но Трумэн решил подождать, пока согласие Японии капитулировать придет по официальным дипломатическим каналам, приказав Бирнсу немедленно составить проект ответа. Государственному секретарю пришлось тщательно взвешивать каждое слово своего заявления, чтобы не было никаких возражений со стороны русских, англичан и китайцев, не говоря уже о реакции на это самого американского народа.

Незадолго до полудня Бирнсу сообщили, что в Швейцарском посольстве уже получена официальная японская нота с согласием капитулировать.

Вместе с проектом ответа Бирнс направился в Белый Дом. Трумэн немедленно собрал кабинет на чрезвычайное совещание и в 14:00 начал читать министрам ответ Бирнса.

Стимсону понравился мирный тон этого документа. «Это было очень продуманное и взвешенное заявление. У него было гораздо больше шансов быть принятым, чем у грубого ультиматума,» — вспоминал позднее Стимсон.

В заявлении говорилось, что с момента капитуляции власть Императора и японского правительства в управлении государством будет подчинена Верховному Главнокомандующему вооруженными силами союзных держав, а окончательная форма японского правительства будет определена свободным волеизъявлением японского народа.

Все были согласны с тем, что подобная формулировка успокоит японцев относительно будущей судьбы их Императора и в то же самое время не нарушит основных положений безоговорочной капитуляции.

Однако, прежде чем направить текст ответа в Токио, нужно было, чтобы он был одобрен союзниками. Копии послания были срочно телеграфированы в американские посольства в Лондоне, Москве и Чанкине.

Адмирал Кинг немедленно информировал об этом адмирала Нимица в Перл-Харборе. Памятуя о том, как за десять дней до начала войны в Перл-Харбор была направлена радиограмма, начинающаяся словами: «Вы должны рассматривать эту телеграмму как предупреждение о войне», адмирал Кинг теперь написал: «Вы должны рассматривать эту телеграмму как предупреждение о мире…»

Единственной из стран-союзников, которая сразу не одобрила американский ответ на согласие Японии капитулировать, оказался Советский Союз. Советское правительство «скептически» отнеслось к принятию японцами ультиматума союзных держав. Молотов посчитал, что согласие Японии является не безусловным и не конкретным. Поэтому, заявил он, Красная армия намерена продолжать свое наступление в Манжурии.

Американский посол Гарриман настаивал на быстром ответе, и Молотов в итоге согласился с одной оговоркой: «Советское правительство считает, что в случае положительной реакции Японии на ответ союзников, Союзные державы должны достичь соглашений по кандидатуре или кандидатурам, представляющим Высшее Союзное командование, которым будут подчинены японский Император и японские правительство».

Гарриман ответил, что он не совсем понимает, о чем идет речь. Молотов объяснил, что Верховных главнокомандующих союзными силами на Дальнем Востоке должно быть двое. Один — американский генерал, второй — русский.

Реакция Гарримана была резкой и недвусмысленной. Соединенные Штаты вынесли основную тяжесть войны на Тихом океане в течение четырех лет, приняв на себя всю ярость Японии, когда та была уже готова прыгнуть на спину России. Советский Союз же участвует в войне с Японией всего два дня.

Поэтому просто немыслимо, чтобы Верховным главнокомандующим на Дальнем Востоке стал бы кто-либо кроме американца. Молотов начал приводить свои аргументы, но Гарриман оставался непреклонным. Конечно, он отправит это предложение Молотова в Вашингтон, но совершенно уверен, что оно абсолютно неприемлемо.

Возбужденный и раздраженный Гарриман вернулся в посольство. Не успел он войти в свой кабинет, как раздался телефонный звонок. На проводе был Павлов, секретарь и переводчик Молотова.

Он сказал, что нарком доложил обо всем Сталину. Произошло «недопонимание», и он предлагает начать «консультации» по этому вопросу. Пока же текст американского ответа одобрен не будет.

Гарриман снова предупредил, что если из советской поправки не будет убрано слово « кандидатурам », она не будет принята Вашингтоном. Через несколько минут Павлов позвонил снова, сообщив, что Сталин согласен убрать это «конфликтное» слово из советской поправки и даже готов подтвердить свое согласие письменно.

Сталин работал в своем кабинета в Кремле. Одетый в довоенный френч с отложным воротником, без погон, он просматривал разведывательные документы, которые, минуя руководство всех многочисленных спецслужб Советского Союза, направлялись лично ему. Подобная практика установилась еще с середины 30-х годов, в разгар подготовки к операции «Гроза», когда победоносное «освобождение» Красной Армией европейских стран сперва от «ига помещиков и капиталистов», а затем — от «немецко-фашистской оккупации» должно было стать прологом к созданию Всемирной Советской Республики. С несколькими агентами, чьи имена достоверно неизвестны до сих пор, работал, держал связь, инструктировал, читал их донесения и, разумеется, делал выводы только сам Сталин. Тогда все это чуть не закончилось национальной катастрофой, которая, к счастью, катапультировала Сталина и его несчастную страну «победившего пролетариата» в совершенно немыслимый союз с двумя главными «империалистическими хищниками» — США и Великобританией.