Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

Информация о вступлении России в войну была немедленно передана премьер-министру Судзуки. Судзуки отнесся к этой информации спокойно.

— Это, возможно, позволит нам быстрее закончить войну, — заметил он. Старый моряк, герой Цусимского сражения, Судзуки философски относился ко многим жизненно важным вопросам. Теперь премьера интересовало только мнение императора: готов ли тот к немедленной капитуляции? В дворцовых кругах Судзуки узнал, что Император готов на все во имя быстрейшего наступления мира.

Выяснив это, Судзуки немедленно собрал кабинет на «чрезвычайное совещание». Это произошло 9 августа в одиннадцать часов, т. е. всего за минуту до того, как «Толстяк» взорвался над Нагасаки.

— При существующих обстоятельствах, — открыл совещание Судзуки, — я пришел к заключению, что у нас осталась единственная альтернатива: принять Потсдамскую Декларацию и тем самым завершить войну. Я хотел был услышать ваши мнения по этому поводу.

Никто из министров не произнес ни слова.

— Почему вы все молчите? — спросил адмирал Ионаи. — Нам никогда не удастся решить ни одной проблемы, если мы честно и откровенно не выскажемся по этому вопросу.

Три других «военных» министра с открытым негодованием отнеслись к готовности Судзуки капитулировать, хотя известие о вступлении Советского Союза в войну ошеломило их даже больше, чем атомная бомбардировка Хиросимы. В этот момент в помещение, где собрался кабинет, вошел офицер с донесением о взрыве над Нагасаки второй атомной бомбы.

Эта страшная новость в совокупности с донесениями, пришедшими из Маньчжурии, сделало сдержанное негодование «военных» министров — генералов Анами и Умедзу и адмирала Тойода — совершенно открытым.

В глубине душе все трое понимали неизбежность капитуляции, но упрямо отказывались принять Потсдамскую Декларацию даже при условии сохранения Императора на троне. Они настаивали на допольнительных условиях: чтобы т. н. «военные преступники» судились в Японии по японским законам; чтобы армия была демобилизована самими японцами, а количество оккупационных сил было бы ограниченным.

Министр Иностранных дел Того тщетно пытался вернуть военных к реальности. Зная, что Япония близка к полному краху, союзники без сомнения отвергнут все эти претензии, которые могут только отдалить наступление мира. Имеют ли военные хоть какую-нибудь надежду на победу?

Военный министр Анами такой надежды не имел, но желал, чтобы Япония прошла еще через одно великое сражение — войну на собственной территории.

— Сможете ли вы предотвратить высадку противника на наши острова? — в открытую поинтересовался Того.

— При удаче, мы сможем разбить врага еще до того, как он успеет высадиться, — ответил генерал Умедзу, — В любом случае, я могу с уверенностью заявить, что мы уничтожим большую часть американских сил вторжения. Мы способны нанести им такой удар, от которого они никогда не оправятся.

Того пожал плечами, — Что это изменит?

В случае необходимости, американцы осуществят второе вторжение, а затем — и третье. И нам все равно придется капитулировать.

После трех часов жаркой дискуссии ни до чего договориться не удалось. Судзуки прервал совещание, сообщив об отсутствии результатов маркизу Кидо.

— Остался единственный выход, — сказал адмирал Хранителю Печати. — Нужно сделать так, чтобы решение принял Император.

Это было весьма смелое предложение. Какой бы мощью не обладал Император, он традиционно не мог выступать с политическими инициативами. Но маркиз Кидо был согласен с тем, что только экстраординарные действия Трона способны спасти Японию. Без колебаний Хранитель Печати разъяснил обстановку Императору. Его Величество согласился с тем, что пришла пора нарушить традицию. Собравшийся после обеда кабинет был не более результативен, чем на утреннем совещании. Военные снова сомкнутым строем выступили против гражданских министров. Исключение составлял только адмирал Судзуки, твердо убежденный в том, что продолжением войны уже не достичь ничего. Будет только хуже.

— Нам нужно думать сейчас, как сохранить и возродить нашу страну, — сказал премьер. — Поэтому мы должны забыть о «спасении своего лица» и как можно быстрее капитулировать.

Слова премьера еще более разъярили военных. Почти не скрывая своей откровенной враждебности к премьеру, военный министр Анами заявил:

— Можно не сомневаться в том, что мы нанесем противнику тяжелейшие потери, когда он посмеет вторгнуться на наши острова! И нет ничего невозможного в том, что обстановка при этом изменится самым коренным образом, и предсказываемый вами наш разгром обернется полной победой!

Более того, заметил военный министр, подразделения армии и флота откажутся выполнить приказ о капитуляции. Они просто не сложат оружия, и все! Они хорошо знают, что японский закон и японские традиции запрещают капитуляцию! А потому у нас нет никакой реальной альтернативы, как продолжать войну!

Однако четыре гражданских министра — сельского хозяйства, торговли, транспорта и военных запасов — придерживались совершенно другого мнения. Народ на грани полного изнеможения и голодной смерти. Сражаться больше нет никаких сил.

Анами грубо и нетерпеливо перебил их речи:

— Все это понимают, но честь нации требует от нас сражаться до конца!

Ругань и бесцельные дебаты продолжались до самого вечера. Военный министр казался еще более упрямым и непреклонным, чем прежде. Некоторые предполагали, что Анами просто играет в какую-то собственную игру, называемую по-японски «харагей». Если он искренне верит во все то, что так страстно отстаивает, то должен подать в отставку, за которой, согласно закону, последует роспуск кабинета и формирование нового. Правда, никто не мог поручиться, что новый кабинет не будет также раболепствовать перед милитаристами, как и предыдущий.

Премьеру Судзуки уже стало очевидно, что кабинет самостоятельно не способен прийти к какому-нибудь конкретному решению. Последней надеждой оставался Император.

Объявив перерыв в заседании, адмирал Судзуки позвонил во дворец и попросил немедленно собрать совещание в Высочайшем присутствии. Для этого нужно было представить соответствующее прошение, скрепленное, помимо всего прочего, личными печатями начальников штабов армии и флота. Предвидевший это начальник дворцовой канцелярии Сакомицу уже убедил адмирала Тойода и генерала Умедзу поставить свои печати на прошении и находиться в готовности, т. к. совещание может быть назначено в любой момент.

В пределах часа взволнованные и озадаченные министры, вызванные без всяких объяснений, начали по одному прибывать во дворец. При свете луны они вылезали из своих автомобилей и в сопровождении камергеров спускались в глубокий подвал, где располагался подземный комплекс императорских покоев. Вырытый в подножии холма этот комплекс — «обунко» — состоял из шести комнат и большого помещения для совещаний. Комплекс плохо вентилировался, в нем было душно, воздух был спертым. Низкие потолки поддерживали стальные балки, стены были отделаны панелями черного дерева, придавая помещениям дополнительную мрачность.